Я подумал об Оппенгеймере и Конанте, которые рекомендовали сбросить атомную бомбу на Хиросиму, но – в том же месяце, когда уволился мой отец, – вместе с Ферми и Раби предельно жестко высказались против разработки «супербомбы». Она была, по их выражению, потенциально «оружием геноцида»{234}
, которое заводит нас «намного дальше, чем атомная бомба, в политике уничтожения гражданского населения… разрушительная способность которого практически безгранична… которое представляет недопустимую угрозу для будущего человечества… является безусловным злом с любой точки зрения». Ни один из них не рискнул своим статусом в ядерной иерархии и не решился публично объявить о том, что курс нашего президента несет смертельную опасность для всего человечества. Не отказались они и от поддержки проекта после того, как Эдвард Теллер и Стэн Улам предложили конструкцию, которая доказала свою работоспособность в начале 1951 г.Я спросил отца, что заставило его поступить так, как не поступил никто другой. «Ты», – коротко ответил он.
Я не понял и сказал: «Что ты имеешь в виду? Мы же никогда не говорили об этом. Я ни о чем даже не подозревал».
Отец ответил: «Все случилось намного раньше. Я помню, как ты однажды пришел домой с книгой и в слезах. Это была книга о Хиросиме. Ты сказал: “Пап, тебе надо прочитать это. Это самая ужасная вещь, о которой я читал”».
Я заметил, что это, наверное, была книга Джона Херси «Хиросима» (Hiroshima, 1946). Не помню, чтобы я давал ее отцу.
«Да. Я прочел ее, и ты оказался прав. Именно тогда я перестал гордиться тем, что участвовал в проекте создания атомной бомбы. Ну а предложение присоединиться к разработке водородной бомбы стало последней каплей. Я решил, что мне пора покончить с этим».
Я поинтересовался, сообщил ли он своему начальству, почему уходит. Отец ответил, что сказал кое-кому, но не всем. Те, кому он говорил, вроде бы поняли его переживания. Так или иначе, меньше чем через год ему позвонил глава фирмы и предложил вернуться на должность главного конструктора. По его словам, они разорвали контракт с General Electric (о причине он не сообщил) и больше не имели дело с AEC и производством бомб. Отец проработал там до самой пенсии.
Наконец я задал вопрос: «Пап, а почему я не знал ничего об этом раньше? Почему ты никогда ничего не говорил?» Он ответил: «Ну, я не мог ничего рассказывать дома. У тебя ведь не было допуска».
Допуски у меня начали появляться в 1958 г., через 10 лет после того, как мой отец отказался от них. В конечном итоге это сыграло свою роль. В 1969 г. они позволили мне знакомиться с совершенно секретными документами Пентагона и держать их у себя в сейфе в корпорации RAND, откуда я передавал их копии в Комитет по иностранным делам сената, а позднее в 19 газет.
Однако в определенном смысле за десятилетие до этого именно допуски были причиной моего бездействия. И не только моего. Именно из-за доступа к секретным разведывательным оценкам, в частности из ВВС, мы с коллегами из RAND в конце 1950-х гг. как одержимые работали над сдерживанием Советов и предотвращением неожиданной атаки с их стороны. Необходимость этого преподносилась нам под соусом «ракетного разрыва». Эта предполагаемая относительная слабость США была такой же безосновательной в действительности, как и страх перед нацистской программой создания атомной бомбы во времена Манхэттенского проекта или, если взять более недавний пример, как и заявления о наличия оружия массового уничтожения у Саддама Хусейна в 2003 г.
Работая целеустремленно и одержимо над мнимой проблемой, противодействуя призрачной угрозе, мы с коллегами по RAND отстранились сами и помогли отвлечь других от борьбы с реальными опасностями, связанными с двухсторонней ядерной гонкой сверхдержав, и использования реальных возможностей сделать мир более безопасным. Ненамеренно мы делали свою страну и мир менее защищенными.
Я давно знаю, что завеса секретности и обман в отношении нашего положения и политики в области ядерного оружия и их возможные последствия несут в себе угрозу существованию человечества. Чтобы осознать настоятельную необходимость радикальных изменений нашей ядерной политики, которые действительно приблизят мир к уничтожению машины Судного дня и в конечном итоге к ликвидации ядерного оружия, необходимо по-новому взглянуть на историю ядерной эры. С этой целью следующую главу я посвящаю тайной истории.
Глава 19
Парадокс Стрейнджлава
Да, но ведь сама идея машины Судного дня пропадает, если вы держите ее в секрете! Почему бы не рассказать о ней всему миру, а?