Машина Судного дня. Откровения разработчика плана ядерной войны

Бюджетная баталия между военными ведомствами разворачивалась, как ни странно, вокруг определения «всеобщей войны». Все без исключения ведомства исходили из того, что «всеобщая война» в ядерную эру означает полномасштабную ядерную войну с Советским Союзом, в которой доминирующую роль играло Стратегическое авиационное командование. Военно-морские силы с их авианосцами и подводными лодками стояли на втором месте, а сухопутные силы считались в лучшем случае чем-то вспомогательным. В целях планирования – определения структуры вооруженных сил, их комплектования и операций – и, самое главное (с точки зрения ведомств), определения размера и разбивки бюджета ключевой вопрос был в том, когда с учетом всего спектра потенциальных угроз интересам США может потребоваться такой апокалиптический ответ.

Командующие сухопутными силами вроде Тейлора и первоначально командующие ВМС хотели определить «всеобщую войну» как можно более узко с тем, чтобы на широкий диапазон конфликтных ситуаций, предусмотренных в планах и получивших финансирование, можно было реагировать без удара стратегической авиации по Советскому Союзу или Китаю. По их мнению, это с высокой вероятностью, если не гарантированно, повлечет за собой сокрушительный ответный удар по Соединенным Штатам, поэтому использовать стратегическую авиацию необходимо только в самых крайних, безотлагательных ситуациях.

В одном из предложенных ими вариантов «всеобщая война» определялась как вооруженный конфликт, где главными противниками являются СССР и США, которые «считают, что на кону стоит само существование государства». Разведуправление ВВС, как следует из моих записей, возразило, что ВВС США «не допускают даже мысли о возможности вооруженного конфликта между Соединенными Штатами и Советским Союзом, в котором на кону не будет стоять вопрос существования обоих государств». В 1956 г. Эйзенхауэр взял сторону ВВС, заявив, что ограничительную оговорку в конце определения следует исключить и понимать под всеобщей войной просто «вооруженный конфликт с СССР».

Сухопутные силы и ВМС не сдавались, но их больше не слушали. В моих записях от 30 октября 1959 г. отмечено, что, по мнению сухопутных сил и ВМС, всеобщую войну следует определять, как «начатый по указанию правительства открытый вооруженный конфликт между странами с целью полного подчинения или уничтожения вражеского государства», а все прочие формы вооруженных конфликтов, включая столкновение американских и советских военных частей, считать «ограниченными по территории, вооружениям, задействованным силам, участникам или целям».

Стороннему наблюдателю это может показаться вполне здравым. Однако что Эйзенхауэр, ВВС и председатель Объединенного комитета начальников штабов углядели в таких вроде бы невинных формулировках, так это разрешение командованию сухопутных сил идти прямиком к своим сторонникам в Конгрессе за мандатом на ведение боевых действий против многочисленных советских дивизий в ограниченной, неядерной и невсеобщей войне. Как раз этого-то и не хотели допускать озабоченный бюджетом президент Эйзенхауэр и ведомства, соперничающие с сухопутными силами за бюджетные деньги. Как подчеркивал мой друг полковник Эрни Крэгг из Управления планирования ВВС в меморандуме от 21 января 1961 г. (на следующий день после инаугурации Кеннеди):

«Принятие “идеи” возможности ограниченной войны между США и СССР есть не что иное, как “приглашение” к нападению. Это также может потребовать наращивания сил для ведения ограниченной войны в ущерб силам для ведения всеобщей войны… Это позволит сухопутным силам и ВМС повышать свои “запросы” на ресурсы для ограниченной войны практически безгранично».

Последний аргумент, часто повторявшийся Эйзенхауэром, похоже имеет особый вес – не случайно на протяжении многих лет разведслужбы и США, и НАТО представляли невероятно раздутые оценки потенциала советских сухопутных сил. Они, например, скромно умалчивали о том, что русская дивизия по численности в два раза меньше американской. К тому же предполагаемое количество советских дивизий чрезвычайно завышалось. Наиболее часто цитируемое число «175 советских дивизий» включало в себя военные части, существовавшие только на бумаге в планах мобилизации в военное время, неполностью укомплектованные части и части, в которых, кроме штабного персонала, ничего больше не было. Так или иначе, создание противовеса 20 с небольшим советским бронетанковым дивизиям в Восточной Германии оправдывало серьезные бюджетные притязания сухопутных сил США. В случае их удовлетворения финансирование должно было осуществляться за счет урезания бюджетов ВВС и ВМС.