Машина Судного дня. Откровения разработчика плана ядерной войны

Либман сказал Кигану, в компании с которым находились еще два полковника, о том, что я задал любопытный вопрос. Он попросил меня повторить его, и я сделал это. Но Киган не дал мне ответа, вместо этого он отреагировал точно так же, как и Либман. Он бесстрастно поглядел на меня и сказал: «Это любопытный вопрос. Хмм…»

Немного помолчав, я заметил: «Знаете, если вы хотите призвать президента занять твердую позицию в берлинском вопросе, то сообщение о том, что ему противостоит тысяча советских ракет, может оказать обратный эффект».

Киган резко выпрямился на стуле при этих словах, казалось, что он потрясен и не верит своим ушам. «Не хотите ли вы сказать, что мы должны занизить наши оценки?»

Киган уставился на меня, пытаясь отыскать намеки на иронию на моем лице, но ничего такого не нашел. Казалось, будто он совершенно не знал о славе аналитиков из ВВС (и особенно из SAC) как о специалистах по раздуванию оценок. Однако момент для шуточек на эту тему был явно неподходящим.

Я сказал: «Конечно нет. Ни в коем случае». (Занизить? Да у меня и мысли такой не было.)

«Однако… – я начало осторожно, – если бы вы указали диапазон неопределенности, это было бы лучше со всех точек зрения, чем выпячивать только верхнее значение диапазона».

Спустя некоторое время Либман проводил меня обратно.

* * *

В сентябре Том Шеллинг, мой бывший гарвардский наставник по теории переговоров, организовал военно-политическую игру-тренинг по ситуации в Берлине. Он уже проводил такие игры для Пентагона. На этот раз в ней участвовали высокопоставленные военные и гражданские должностные лица, как действующие, так и отошедшие от дел. Там, например, присутствовал генерал Максвелл Тейлор, который вскоре после этого стал председателем Объединенного комитета начальников штабов, а потом послом во Вьетнаме. В момент проведения игры он занимал пост военного советника Кеннеди в Белом доме.

По условиям игры действие происходило в командном пункте, где участники сидели за круглым столом и каждый из них получал условные телеграммы (распределяемые Шеллингом как руководителем мероприятия) из Германии, т. е. поток сообщений в режиме реального времени. В одной из них, как мне запомнилось, говорилось о том, что студенты Свободного университета в Берлине устроили демонстрацию против наших военных акций. (Всего год спустя мы с Уолтом Ростоу будем читать реальные телеграммы такого характера во время ракетного кризиса на Кубе; см. главу 12.)

В той игре 1961 г. рассматривались наши действия и возможная реакция Советов на них. В моей памяти сохранилось лишь общее впечатление – как всегда в таких играх, «команде синих», т. е. США, было довольно трудно решиться на применение ядерного оружия, хотя оно и лежало в основе нашего реального планирования. Угроза всеобщей катастрофы была настолько очевидной, что никто с нашей стороны не мог пойти на это легко и просто. На мой взгляд, причина крылась не в том, что это была «всего лишь игра». На тренингах, которые устраивал Шеллинг, участники полностью втягивались в действие, и в атмосфере витало реальное ощущение экстренности и напряженности.

Ну хорошо. Допустим, никто не хотел оказаться в числе чиновников, которые не остановятся перед началом ядерной войны. Однако из этого следовало, что наши текущие планы по сохранению доступа в Берлин во многом нереальны. Иначе говоря, они являлись блефом. Или должны были являться блефом: поскольку нежелание участников игры начинать ядерную войну – которую предусматривают наши планы, если Советы используют все свои силы в Восточной Германии для блокирования доступа, – выглядело здравым, намного более здравым, чем реализация этих планов. Однако существовал и другой, не менее вероятный, вариант, когда планы оборачивались не блефом по той причине, что некоторые американские части, которых там предостаточно, могли использовать ядерное оружие без приказа для собственной защиты или в отместку против желания командования вооруженных сил США и НАТО. На тактическом оружии не было предохранительных устройств (как и на стратегическом оружии в распоряжении SAC), которые помешали бы сделать это.

Я ясно помню, как после окончания игры мы вышли из здания вместе с Эйбом Чайесом, бывшим профессором права из Гарварда и тогдашним советником Госдепартамента по правовым вопросам, и он, обернувшись ко мне в сумерках, сказал: «Нам нужно убираться из Берлина».