Сашка чувствовал себя обманутым. Этот удивительный, полный технических чудес мир будущего на деле оказался всего лишь яркой пустышкой. Мыльным пузырем в радужных разводах, внутри которого — пустота… Всё, что для него, для Сашки Полежаева из 1949 года было святым — такие слова как «Советская Родина», «Сталин», «коммунизм» — в этом вывернутом наизнанку чужом мире превратилось в пустой звук.
И так же пусто сделалось у него на душе. Стук сердца гулко отдавался в этой пустоте.
Подставив стул, Антон принялся доставать со шкафа ещё какие-то журналы. Из неровной кипы неожиданно выскользнули несколько фотографий и спланировали на пол.
Сашка поднял карточки. На поблекших от времени прямоугольниках были запечатлены разные люди, но на всех присутствовала одна и та же улыбчивая молодая женщина.
— Кто это? — спросил Сашка.
Антон глянул на фотографии.
— О, так это же моя бабушка Таня в молодости! Она давно искала эти фотографии, но не знала, куда они запропастились…
— Твоя бабушка?
— Она у меня замечательная! Мои родители работали на Севере, они оба геологи, я видел их только когда они приезжали в отпуск… так что бабушка Таня меня фактически вырастила. Я тебя с ней познакомлю — она скоро должна вернуться… Она тебе обязательно понравится.
Чем дольше Сашка всматривался в черты молодой женщины на фотографиях, тем труднее было избавиться от ощущения, что он её уже где-то видел. Или когда-то?.. Он перевернул карточку, на которой три девушки были сняты на фоне парадного входа какого-то института, начал читать надпись на обороте, сделанную порыжевшими от старости чернилами: «Дорогой подружке и однокурснице Танечке Скороходовой…»
Не дочитав, он всё понял.
Сквозь смутно напоминавшие кого-то черты девушки-студентки проступило знакомое лицо другой девчонки, на несколько лет помладше, девчонки, которая училась в соседней школе, которую он много раз видел на улицах родного Н-ска и на катке, зимой, но почему-то никак не мог набраться храбрости, чтобы подойти к ней, чтобы познакомиться…
И вот теперь он разговаривал с внуком той девочки Тани.
Всё это было похоже на кошмарный сон. Хотелось проснуться… немедленно убежать из этого чужого мира, чтобы ничего больше не видеть и не знать.
Сашка посмотрел в окно. Так толком и не начавшись, дождик уже закончился.
— Мне надо идти, — сказал Сашка, вставая.
— Почему? — спросил Антон. — Я думал, ты ещё останешься у нас.
Сашка покачал головой.
— Я пойду…
— Жаль. — Антон, похоже, был искренен.
Сашка боялся, что он захочет пойти вместе с ним, чтобы посмотреть на машину времени, но Антон проводил его только вниз, до двери подъезда. Улыбнувшись, сказал на прощание:
— Ну, будешь ещё в нашем времени — заходи…
Сашка шагал прочь с гулко стучащим сердцем и ватной опустошенностью в голове, ничего не видя вокруг. Выйдя из двора, он зашагал быстрее, почти побежал, направляясь к окраине Н-ска.
Знакомую балку, заросшую ивняком, он отыскал без труда. Машина времени лежала там, где он ее и оставил.
Стиснув зубы, чтобы не дать волю подступающему к горлу горькому кому, давясь злыми слезами разочарования, Сашка механически готовил машину времени к перелету в родное время. Не хотелось задерживаться в этом странном и чуждом мире ни на минуту. Домой, домой… Забыть всё, что видел здесь, и пусть все будет, как раньше… хотя он втайне понимал, что как раньше уже ничего не будет.
Он переключил машину времени на перемещение в прошлое, забрался в седло. Последний взгляд на серый пасмурный пейзаж XXI века — и ноги с силой крутанули педали.
Ощущение падения в никуда уже не пугало, как в первый раз. Вокруг него сомкнулась тьма, но Сашка каким-то образом продолжал видеть свои руки, сжимающие рукоятки, укрепленные на руле приборы, как будто они были подсвечены идущим ниоткуда светом. Цифры в окошечках плавно крутились назад.
1997… 1990… 1982… 1975… 1969… 1962… 1954… 1950…
Когда до родного 1949-го оставалось меньше года, Сашка потянул скобку хронотормоза, но тросик неожиданно лопнул с металлическим звоном, и тонкий гул машины времени перешел в надрывный визг.
Подхватив беспомощный аппарат, могучий поток вневременья с нарастающей скоростью понес его в прошлое — все дальше и дальше.
1936… 1920… 1900… 1851… 1743… 1599… 1124…
Сашка лихорадочно пытался сделать что-нибудь, но понимал уже, что всё бесполезно. Машина времени стала неуправляема, и ему не оставалось ничего другого, лишь покрепче вцепиться в руль, чтобы не вылететь из седла.
Цифры в окошках давно остановились, дойдя до нулей; теперь Сашка не мог теперь даже видеть, как далеко занесло его в прошлое, а поток вневременья все продолжал тащить машину времени, как бурное течение реки тащит лодочку без весел…
Это продолжалось долго, очень долго. Поток, наверное, в конце концов унес бы Сашку вообще в невообразимые глубины Вечности, но в какой-то момент перегрузки не выдержала сама машина времени.
Что-то в ней с треском сломалось, гул оборвался, словно отрезанный, и старый велосипед без колес вместе с Сашкой вывалился из тьмы вневременья в морозный солнечный день на бескрайней заснеженной равнине.