Машина времени

Больше я не произнес ни слова. Картины были небольшого формата, они без труда поместятся в машине. Оставив совершенно растерянного Тангэ, я вышел на улицу.

Когда я вернулся, Микита пришел в полный восторг.

— Одна, две, три… — считал он картины, — шесть штук! Да это целое состояние.

— Если удастся попасть на два-три месяца позже, может быть, еще что-нибудь раздобудем…

— Не спеши и не жадничай! Нам и этих за глаза хватит. Видишь — и подписи есть, все в порядке. Жаль только, что вот эта картина незаконченная. Хотя, может быть, за нее еще дороже дадут…

На следующий день мы пошли к одному торговцу картинами. Наши сердца просто отяжелели от надежды.

И тут произошло что-то странное. Мы просто не верили своим ушам. Торговец сказал:

— Дзиро Тангэ? Первый раз слышу это имя. Это его картины? Придется вам обратиться к кому-нибудь другому. Мне очень жаль, но я занимаюсь только крупными художниками…

Сначала мы опешили, потом страшно возмутились, решив, что имеем дело с полным идиотом. Пошли к другому. Результат был тот же — художника по имени Дзиро Тангэ не существует. Во всяком случае, такой знаменитости нет.

Нам пришлось усвоить эту истину, хотя нам казалось, что все торговцы сошли с ума.

— Что же такое происходит?! — воскликнул я, теряясь в догадках.

— Не знаю, — раздраженно бросил Микита.

Он помолчал немного, потом очень серьезно сказал:

— Очевидно, мы слишком вмешались в прошлое. От этого и настоящее изменилось…

— Как так?

— Понимаешь, как только я увидел незаконченную картину Тангэ, она показалась мне очень знакомой. И вот сейчас я просто уверен, что это та самая картина, за которую он получил премию на выставке 1947 года. Но… раз мы ее взяли в 1946 году… Значит, он уже не мог представить ее на выставке и, следовательно, не получил никакой премии. И знаменитым не стал. Вот в чем дело…

— Ну да… Ведь я купил у него целых шесть картин, оставил ему кругленькую сумму. Да что говорить, мы просто облагодетельствовали этого доходягу Дзиро. Посмотрел бы ты на него — он шатался от дистрофии! А с нашими деньгами парень наверняка ожил. Небось и еды накупил, и на краски хватило. Теперь ему только писать и писать. На сытый-то желудок и картины лучше получаются.

— А вот и нет! — хмуро пробормотал Микита. — В настоящем Дзиро Тангэ не существует. Тогда, в 1946 году, денежки-то к нему как с неба свалились. Запил он, наверно, на радостях. А вся его жизнь была в той, незаконченной, картине… Теперь — все. Пьянствует без просыпу, хлещет дрянь какую-нибудь, вроде самогона.

— Так что же с ним случилось?

— А я почем знаю? Либо спился, либо с голоду помер… А может быть, и еще что-нибудь. Может, он не пропил деньги, а купил на них какую-нибудь лавчонку и теперь торгует мылом или спичками. Не знаю, не знаю… Ясно только одно — мы похоронили гениального художника.

— Что же нам теперь делать?

— Гм-м… Хотелось бы еще несколько раз съездить в прошлое. Попасть бы в более позднее число и вернуть ему картины. Но возможно ли это? Я предчувствую, что наша машина времени вот-вот развалится. Это говорит мое подсознание.

— А может быть, ты построишь новую?

— Вряд ли получится. В последнее время я вообще не вижу снов.

Микита замолчал, насупившись. Потом посмотрел мне в глаза и, тонко усмехнувшись, сказал:

— А не лучше ли нам вернуться в психиатрическую больницу? Вместе, а? В одну палату…

1946 год.