Машина времени

Всю ночь меня мучили кошмары. Мне снился Микита. Вот он, против ожидания, попал на несколько тысяч лет вперед. Земля неузнаваема. Среди полупрозрачных, светящихся конструкций, назначения которых я никак не мог понять, бродят такие же полупрозрачные люди. Они хватают бедного Микита и тащат его в зоопарк, как диковинное животное. Микита мечется в шарообразной клетке и вопит: «Диагноз! Диагноз! Я же нормальный!..» Потом картина меняется. Детский игрушечный самолетик, несущий на своей хрупкой спине бледного, перепуганного Микита. Самолетик повисает над лесом древовидных папоротников, потом падает вниз, прямо в пасть гигантозавра. Проклятая резинка раскрутилась куда-то не туда — Микита угодил в далекое прошлое…

Утром я не пошел на работу. Встал ни свет ни заря и отправился к обрыву. Я опустился на траву и стал ждать, поглядывая на часы. Со времени запуска машины прошли сутки. И вдруг… на полянке появился клубок серого тумана. Он вертелся и прыгал с сумасшедшей скоростью. Потом вращение замедлилось, проступили очертания машины. Наконец она остановилась, крышка открылась, алюминиевые тазики звякнули очень буднично, каким-то домашним, кухонным звуком, и из люка показалась взъерошенная голова Микита.

Я протер глаза. Он выглядел усталым. Одежда его была испачкана и словно обсыпана мукой.

Я бросился к нему.

— Ну как? Где ты был? В прошлом или в будущем?

— Успех, — коротко бросил Микита, но лицо его не выражало особой радости, — преодолел отрезок в восемнадцать лет. Но в будущее не попал. Был в прошлом. Послевоенное время. Ничего хорошего. Жрать нечего. Тьфу ты, дерьмо! Вот если бы на восемнадцать лет вперед…

— Да ладно, не падай духом! Это же великолепно. Пошли домой, мне не терпится узнать все подробности.

По словам Микита, машина времени овеществилась на том же самом месте, откуда стартовала. Он увидел засохший бурьян над обрывом. Храм. Точно такой же, как сейчас. Но улицы, тянувшиеся у подножия холма, представляли собой сплошные развалины. Среди руин уныло высились бараки, кое-как сколоченные из кровельного железа. Между ними сновали люди, неопрятные, закутанные в лохмотья.

Микита пошел на ближайшую железнодорожную станцию. Достал кошелек, хотел купить газету. Бумажные деньги — несколько тысяч иен — почему-то превратились в порошок.

— Понимаешь, — сказал мне Микита, — с бумагой вообще произошло что-то странное. Вся бумага пропала. Очевидно, из-за обратного движения по времени.

Ну вот… Тогда он протянул газетчице монету. Но она посмотрела на него как-то странно.

— Что это у вас за деньги? Сто иен? Сроду не видела таких денег.

Он поспешно убрался. Но успел заметить дату на газете — 26 марта 21 года правления императора Сева[1].

Около станции шла бойкая торговля. Торговали вареным бататом, сушеной картошкой, земляными орехами, рисовыми лепешками и другой немудрящей снедью. Тут же предлагали солдатские нитяные перчатки, грубые носки, старые кастрюли, чугунные котелки. Внезапно Микита осенило. Он поспешно вернулся к машине и взял несколько банок консервов. Расставил их у обочины дороги. Консервы тут же раскупили. Он получил несколько ассигнаций новых, с рисунком парламента, и старых, с наклейкой в углу, подтверждавшей их действительность: только что произошла девальвация. Микита купил билет на электричку и отправился осматривать город и его окрестности. На одной из станций его здорово обсыпали ДДТ — против брюшного тифа.

Микита протянул мне пару ассигнаций.

— Вот, смотри. Специально оставил, чтобы ты удостоверился.

— Вижу. Я их хорошо помню. Только как же так… ты ведь сказал, что бумага разрушается?

— Да, но это только тогда, когда едешь туда. А на обратном пути ничего не произошло. Видишь, вот это тоже уцелело.

Он протянул мне пакет, склеенный из старой газеты. Там завалялся еще ломтик сушеной картошки. Я увидел дату — 21 год правления императора Сева.

Я был окончательно побежден. Мы с Микита забыли обо всем на свете. Я бросил работу и тоже совершил несколько путешествий на своей машине. Однако результаты были не очень утешительными. Выяснилось следующее.

Наша машина времени могла передвигаться только в прошлое. Попасть в будущее не удавалось. Предел передвижения в прошлое тоже был ограничен: он не выходил за рамки февраля 1946 года — февраля 1947 года. И даже в пределах этого отрезка мы не могли указать машине точную дату. Один бог знал, в какой месяц и какое число мы попадем.

Когда мы стартовали, бумага неизменно разрушалась. Зато на обратном пути ни бумага, ни прочие вещи не претерпевали никаких изменений.

Машина времени, попав в прошлое, оставалась там около двадцати четырех часов, потом делала скачок назад. Следовательно, надо было успеть сесть в машину, иначе существовала опасность навсегда остаться в прошлом. Попытка попасть из прошлого — 1946–1947 годов — в еще более отдаленное прошлое тоже не увенчалась успехом.