И решило самостоятельно обустраивать гастрольную жизнь сверхрентабельного коллектива. «Машине» от этого стало только лучше.
«Прежде я днем ходил на работу, вечером – в институт, в промежутках между этими занятиями репетировал. А попав в Росконцерт, понял, что могу заниматься только любимым делом и больше ничем, – говорит Макаревич. – Ты не представляешь, какое это счастье. Я долго к нему шел и не особо верил, что такое когда-нибудь произойдет.
Мы начали давать по 20 концертов в месяц на огромных площадках: стадионы, дворцы спорта. При этом очень много репетировали, сочиняли, выпивали, трахались с девушками. В общем, жили невероятно яркой, насыщенной жизнью. «Самые угарные гастроли происходили в начале 80-х. «Машина» стала чудовищно популярной. В Питере, где мы давали 26 концертов подряд в «Юбилейном», помнится, автобус с нами подняли на руки. Большой автобус, «Икарус». Мы были красивые, готовые на все, сильно пьющие, с большой сексуальной потенцией. Поэтому жизнь, конечно, вели совершенно безумную. По крайней мере, с 80-го по 83-й годы. Я тогда, как раз, развелся. Наверное, одной из причин развода стала именно наша гастрольная «активность». Не умею вести двойную жизнь.
Как-то в Ростове-на-Дону выступали с «битковыми» концертами целых две недели. Тогда такие продолжительные выступления в одном городе считались в порядке вещей. Причем концерты были сборные. «Машина» обеспечивала повышенный интерес к ним, выступая во втором отделении. А в первом мог быть кто угодно – от ансамблей народного танца до Жанны Рождественской за роялем, оркестра Кролла с молодой солисткой Ларисой Долиной, или Мазепы и Тепцова (два смешных мужичка с куклами). В общем, скрипка, пипка и утюг…
Директор программ от Росконцерта Игорь Носов, симпатичный малый, царство ему небесное, по каким-то причинам, не мог тогда остаться до окончания наших ростовских гастролей и уехал в Москву дня на четыре раньше, вручив нам ключи от своего гостиничного люкса. Номер 214, как сейчас помню. В нем мы гуляли каждую ночь с ансамблем «Сувенир». Это были очаровательные девки и ребята, с которыми мы крепко дружили, пили до утра, со всеми вытекающими отсюда последствиями. «Сувениры» к тому моменту уже ездили за границу, были крутые и страшно смешные. Количество происходивших с ними историй казалось неисчерпаемым. Мы все, естественно, перевлюблялись друг в друга, кто-то и переженился. При этом никакой конкуренции из-за дамского пола в «Машине» не существовало. Нам, по счастью, всегда нравились очень разные женщины. Скажем, вкусы мои и Кутикова никогда не пересекались…
После заключительного концерта в Ростове мы с «Сувенирами» снова пили все ночь. В те времена уже перешли с дешевого портвейна на водку и коньяк. Пили, пили и, не ложась спать, отправились в аэропорт. Рейс у нас был очень ранний. Утром прилетели в Москву. Опытные «сувенирцы» знали, что все рестораны в столице открываются в полдень и только «Узбекистан» в 11. Туда и отправились всем скопом на автобусе, который поймали прямо в аэропорту. В «Узбекистане» продолжили гуляния до восьми вечера. После чего я, все-таки, на автомате уехал домой, а остальная компания пошла еще в ресторан ВТО». Поговаривали, что служащие министерства культуры РСФСР после тех гастролей двусмысленно острили: «Сувенир» попал под «Машину». По свидетельству хиппана Фагота, которого официально (с записью в трудовой книжке) взяли в Росконцерт вместе с «МВ», как «артиста разговорного жанра»: «Кроме алкоголя, другие виды допинга в «Машине» не прижились. Косяк, например, сваливал Макара с ног с первой затяжки. Не принимал организм. Кокаинов-героинов тогда в помине не было. Бухали все. Дурь, конечно, можно было достать запросто, да и стоила она недорого. Ну, «черняшка» из подмосковных маков была. «Грызлом закинуться» это называлось. Отвратительная штука, сено такое… Какой она эффект давала, я так и не разобрал. Но когда в 1984-м мы ездили на суд над Лехой Романовым в город Железнодорожный, то каждый раз в электричке, по дороге туда, по ложечке «черняшки» принимали».