Машина Времени. Полвека в движении

«Правильно «машинисты» перешли тогда в Росконцерт. Что им оставалось делать? Где выступать? Если ты музыкант, у тебя группа и ты перед выбором – либо играть на сцене, либо нет – как поступишь? А «Зоопарк» провел херовую жизнь. Чахнул всю дорогу, и из собственной ямы так и не вылез. Группа просидела все годы своего существования в коммунальной квартире, давая редкие концерты. Какое-то движение у них началось после того, как Саша Донских там появился. Если бы они постоянно выступали, судьба «Зоопарка» сложилась по-другому. Я совершенно не считаю, что Майк был честнее Андрюшки. Просто Макар, по всем канонам, сочинял песни лучше, и жил лучше. У «Машины» никогда не было прямой антисоветчины. Они не такие дураки. Антисоветчиной занимались те, кому не оставалось ничего другого для привлечения внимания к себе. Что касается «Аквариума», то нас в Росконцерт никто бы не взял».

У «МВ» есть еще одна особенность, пожалуй, влияющая на упрощенное восприятие ее творчества. Полвека «печатая» хиты, как денежный станок купюры, «машинисты» делают это словно само собой, не шибко распространяясь о кропотливом студийном труде, природе своего вдохновения, креативных решениях. Обо всем том, без чего не обходятся рассказы про «серьезные рок-группы» и рассказы самих музыкантов таких групп, когда они записывают новый проект. Однако долговечность и стабильная востребованность «машиновского» материала наводит на мысль, что, песни «МВ» – либо отменное подтверждение формулы «все гениальное – просто», либо над ними все же ведется тщательная, но излишне не афишируемая работа.

«С абсолютно сырым материалом, набросками какими-то мы никогда в студии не работаем, – рассказывает Макаревич. – Это, знаешь ли, слишком жирно, то есть дорого. Хотя масса музыкантов, тот же Боря Гребенщиков, насколько мне известно, приходят в студию, как на службу. Посидели, наиграли что-то, отложили этот кусочек, взялись за другой, потом помогли записаться кому-то из коллег, затем опять достали тот первый кусочек, приставили к нему второй и т. п. У нас такого нет. В студию мы приносим максимально отрепетированный материал. Сначала в голове у меня возникает конструкция песни, я переношу ее на инструмент, дальше представляю, как бы группа это сыграла, и страшно робея, стесняясь, выношу задуманное на общую репетицию. Исполняю новую тему под гитару и приблизительно объясняю, что хотел бы в итоге получить. После чего мне чаще всего говорят: ну, слова, мелодия ничего себе, но в остальном – хуйня полная и играть ее надо совершенно по-другому. Давай попробуем вот так. На что я отвечаю: подождите, вы с ходу чего-то меняете, а я месяц ходил об этом думал. У меня перед вами есть некоторый гандикап. Давайте все-таки сначала попробуем, как я предлагаю. Мне говорят: «Давай попробуем, но все равно это хуйня». В результате обычно получается что-то среднее между моей идей и тем, что привносят другие участники группы.

В «Машине» есть, кстати, право вето. Причем я с изумлением узнал, что внутри «Битлз» оно тоже действовало. Если одному человеку что-то не нравится, он вправе требовать, чтобы мы вносили изменения в песню до тех пор, пока он не скажет, что это хорошо. Вот когда все вещь одобрили, – она утверждается.

Иногда бывает, что складывается сразу. Например, песня «Он был старше ее» получилась за полчаса. Все сыграли почти так, как я предложил, и она покатила. А иногда тема месяцами выпиливается. При этом, за всю нашу историю мы бросили, так и не доделав, от силы пару песен. Обычно идем до конца. Я очень не люблю, когда на что-то тратятся силы, время, а потом все бросается на полпути, с объяснением – не пошло. Как – не пошло? Давайте выясним, почему так происходит и устраним момент, из-за которого не идет».

«С приходом Андрюшки Державина мы попытались изменить технологию работы в студии и осовременить наш саунд, – вспоминает Кутиков. – Поэтому самым сложным для «МВ» альбомом в плане записи я считаю пластинку «Место, где свет». В ней мы искали компромисс между тем, что было принято у нас раньше, и новациями, которые пытался привнести Державин. Работали очень много. Иногда приходилось не только выбирать из предложенных вариантов, но и убеждать Державина в том, что не все из принесенного им сочетается с «Машиной». Он был хорошо мыслящим музыкантом, умеющим работать в разных направлениях, и постепенно мы находили общий язык. Я знал Андрея лучше всех, поскольку записывал с ним в конце 80-х свой сольный альбом. Помогал ему в свое время приземлиться в Москве, превратиться из талантливого ухтинского юноши в известного всей стране исполнителя.

Возможно, Державин не виртуозный клавишник, но у него неплохой вкус. Когда он предлагал какие-то аранжировочные ходы, работать с записями его партий приходилось значительно меньше, чем со всеми предыдущими клавишниками «МВ».