Машина Времени. Полвека в движении

Скажу откровенно, с такой ситуацией мы никогда не сталкивались. И история с «Маленьким принцем», и другие проблемные моменты «МВ» в советские годы выглядели иначе. А в данном случае, на мой взгляд, присутствовало малозаметное, но эффективное административное давление. Но продолжалось оно недолго. По-моему, люди, стоявшие за этим процессом, поняли, что реакция получается неадекватной «содеянному». Поскольку мы вообще ничего предосудительного не делали. В демократическом государстве каждый ведь вправе высказывать в корректной форме свое мнение относительно происходящего вокруг нас и в жизни страны. Видимо, постепенно разум взял верх и сейчас мы особых трудностей в нашей работе не испытываем. А в тот кризисный период я, как и всегда, старался оказывать Макару максимальную моральную поддержку. Мне его позиция понятна. Будь я чуть более публичным человеком, вероятно, озвучивал бы, в несколько иной форме, те же мысли и предположения, что и он. И, возможно, попал бы под такой же пресс. Лишь однажды в тот год я заметил Андрею, что в одном из публичных высказываний он использовал лексику, прибегать к которой не следовало. Он со мной согласился. Кажется, мне удается доносить до него свои контраргументы так, чтобы он не обижался. У нас бывают периоды некой отстраненности или охлаждения. Но это нормально за 48 лет общения. Люди иногда друг от друга устают. Я знаю, что являюсь очень занудным человеком. Мне хочется все сначала продумать и потом тщательно доводить до нужно результата. А Макар часто бывает эмоциональным, спонтанным. И я ему объясняю, что порой эта спонтанность, спешка вредят делу, ослабляют его перспективы. Впрочем, это во мне говорит продюсер».

Спонтанный Макаревич, за год «после Крыма» наслушавшийся от некоторых своих вчерашних братьев по рок-н-роллу столько чуждых ему высказываний, а порой упреков лично в свой адрес, ответил хлесткой «Песней без названия», цитатой из которой завершается первая глава этой книги. В ней звучала и щемящая эпитафия завершившейся драйвовой романтике, той, что вела Макара и таких, как он, от пластинок «на ребрах», первых школьных ансамблей фактически до «Сотворения мира». Сквозь макаровскую едкость прорастала фатальная сентиментальность: «Что раскололось – не склеить по крохам/ Наперекор судьбе/Что же, прощай, золотая эпоха/Whole lotta love тебе». Но мало кто из тех, кому прежде всего адресована эта тема, внимательно в нее вслушивался. В основном все свелось к вопросу: это кого он «глистами» назвал? И дальше опять сетевые разговоры о высокомерности, снобизме, эгоизме лидера «МВ». Сооснователь одной знаменитой уральской рок-группы в своем интервью на радио даже заметил, что от всех резких действий и высказываний Макаревича страдают только участники «Машины», а на благополучии Макара это никак не отражается.

Я уточнил у Андрея: ропщут ли «машинисты» от того, что из-за его оппозиционности режиму у группы отменяются концерты, то есть снижаются заработки, возникают какие-то препоны на бытовом уровне и прочее? Он ответил в той самой, свойственной ему эмоциональной манере: «А почему такое должно происходить? Я имею дело с нормальным людьми. Никто из музыкантов и административного штаба «Машины» мне никакого недовольства не высказывал. А если бы и сказали, послал бы на х… Поскольку я привык делать в жизни то, что считаю нужным».

Несколько позже я спросил у Макара и про его эпический приговор: «Этот народ, видимо, уже не спасти». Согласен ли он по-прежнему с собственным выводом? Знаете же как иногда бывает. Выскажет человек что-то на взводе, напишет в интернете, а слово – не воробей. Потом бы, может, и смягчил формулировку или акценты переставил, а уже нет возможности. Но Андрею такая возможность и не требуется. Он последователен и уверен в большинстве своих формулировок, в чем я сам убеждаюсь многократно на протяжении нескольких десятилетий. «Сейчас я согласен со своим утверждением еще более, чем тогда, – говорит Макаревич. – И вообще я никого не собираюсь спасать. Хотя у русской интеллигенции есть эта странная тенденция – все время кого-то спасать. Причем, как правило, тех, кто совершенно не желает, чтобы его спасали. Да пошли они в жопу: это их проблемы, а не мои. А в той реплике я подразумевал, что народ оказался гораздо более внушаем, чем я предполагал. Гораздо более невежественным, гораздо более агрессивным, гораздо более падким на то, что я считаю мерзостью.

Удивило ли это меня? Знаешь, да. Когда ты на протяжении долгого времени окружен хорошими людьми, возникает иллюзия, что и до горизонта плотными кругами стоят такие же люди. А это совсем не так. И круг этих хороших людей может быть достаточно тонок. Теоретически мне это известно. Но мы же обманываться рады. Мы хотим выдавать желаемое за действительное. Хотим приблизить хорошее».