Читаем Машинерия портрета. Опыт зрителя, преподавателя и художника полностью

Попробуйте воспроизвести эту мимику, сначала перед зеркалом. Начав рисовать, разделите процесс на два этапа: сперва полутоном изобразите силуэт героя, добиваясь максимально точного жеста, затем черным и белым добавьте ему мимики. Попробуйте проделать это в паре с коллегой, меняясь листами после того, как силуэт готов. В работе над портретом важно изолировать эти стадии, не забегать вперед и не рисовать мимику до того, как сложится силуэт в целом.

Глава V

Портрет – это анекдот

Эпиграмма

У любого изображения есть как минимум две стороны: повествовательная/литературная/пересказываемая и абстрактная/пластическая/непересказываемая. Это не две стороны одной медали, а, скорее, два больших пересекающихся круга вопросов. Многие аспекты графики нельзя однозначно отнести туда или сюда – например, освещение одновременно формирует тональную механику листа и сообщает нам о погоде, времени дня, устройстве интерьера. Но в анализе изображения хорошо помогает попеременный фокус на одном и другом аспекте. Их взаимодействие – само по себе важный аспект графической механики. Традиционная школа предполагает гармонию между литературным и визуальным решениями, оставляя иллюстрации подбирать сюжет с поверхности иллюстрируемого текста. Это скучно! Конфликт между повествованием и абстракцией – отдельное поле для эффектной игры.

Повествование в портрете – это сам человек и все его доступные взгляду свойства, всё, о чем шла речь выше. Но просто рассказать о человеке мало. Портрет – это эпиграмма, стихотворение о герое на языке графики. Как и стихотворение, портрет обладает специфической ритмикой, легко запоминается, открыт разным интерпретациям и иносказаниям. Те портреты, которые можно считать подлинной поэзией, не дают читать себя автоматически, затрудняют работу читателя/зрителя. Как и портрет, эпиграмма начинается с лица героя, заранее известного читателю, и далее искажает, обогащает его; как и портрет, она преподносит нам только те черты, которые автор считает важными.

Эпиграмма Пушкина на актрису Александру Колосову – яркий пример того, как выглядит в портрете пересказываемое:

Всё пленяет нас в Эсфири:Упоительная речь,Поступь важная в порфире,Кудри черные до плеч,Голос нежный, взор любови,Набеленная рука,Размалеванные бровиИ огромная нога!

Этот текст интересен не только богатой визуальностью, но и неожиданным финалом. В графике отсрочить такого рода сюрприз трудно, скорее он сразу окажется на виду, но можно припрятать решающие детали для неторопливого и внимательного зрителя.

У каждого героя собственный уникальный набор черт, которые требуют заострения, и далеко не всегда они комичны или уродливы. Слово «эпиграмма» ассоциируется с сатирической или юмористической интонацией, но эта метафора не запирает портрет в рамки карикатуры. Юмор – не синоним комичного, он бывает горьким, лиричным, злым. Михаил Жванецкий на вопрос «Что такое юмор?» ответил: «Юмор – это просто ум, и еще чувство ритма». Портрет и эпиграмма не обязаны быть смешными, но остроумие – важный критерий качества в обоих случаях.

Анекдот

Аристотель ставил во главу угла искусства драмы понятие анагноризис: это узнавание, переход от незнания к знанию, от вопроса к ответу. Англичане переводят анагноризис как discovery, открытие. Радость узнавания нового – главный стимул для любопытного зрителя, так же как и для исследователя. Повествование в литературе, театре и кино можно представить как цепочку загадок, не обязательно в духе «кто убийца?»; чаще это вопрос «что будет дальше?» Мы ждем ответов и в каждом новом факте ищем подсказку. Необходимое условие сильного впечатления – момент научения, встречи с непонятным и его успешная обработка, превращение в понятное.

Смотрение на портрет (рассматривание, разглядывание – не совсем точные термины, так как смотрим мы считанные секунды, а перевариваем впечатление удаленно) тоже дробится на отдельные микроанагноризисы. В дальнейшем они складываются (или не складываются) в целостное впечатление. Глаза движутся по изображению короткими шагами – саккадами, обшаривая его плоскость и перемещая фокус с мелких деталей на крупные, на портрет в целом и обратно. Каждую единицу времени в центре внимания оказывается один фрагмент изображения или его аспект: цвет, контур, композиция, жест и т. д. Эхо одного впечатления накладывается на другое, создавая эмоциональные аккорды, и в этом зрителю помогает ритмическая структура графики.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Искусство Древнего мира
Искусство Древнего мира

«Всеобщая история искусств» подготовлена Институтом теории и истории изобразительных искусств Академии художеств СССР с участием ученых — историков искусства других научных учреждений и музеев: Государственного Эрмитажа, Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина и др. «Всеобщая история искусств» представляет собой историю живописи, графики, скульптуры, архитектуры и прикладного искусства всех веков и народов от первобытного искусства и до искусства наших дней включительно. Том первый. Искусство Древнего мира: первобытное искусство, искусство Передней Азии, Древнего Египта, эгейское искусство, искусство Древней Греции, эллинистическое искусство, искусство Древнего Рима, Северного Причерноморья, Закавказья, Ирана, Древней Средней Азии, древнейшее искусство Индии и Китая.

Коллектив авторов

Искусствоведение
Легендарная любовь. 10 самых эпатажных пар XX века. Хроника роковой страсти
Легендарная любовь. 10 самых эпатажных пар XX века. Хроника роковой страсти

Известный французский писатель и ученый-искусствовед размышляет о влиянии, которое оказали на жизнь и творчество знаменитых художников их возлюбленные. В книге десять глав – десять историй известных всему миру любовных пар. Огюст Роден и Камилла Клодель; Эдвард Мунк и Тулла Ларсен; Альма Малер и Оскар Кокошка; Пабло Пикассо и Дора Маар; Амедео Модильяни и Жанна Эбютерн; Сальвадор Дали и Гала; Антуан де Сент-Экзюпери и Консуэло; Ман Рэй и Ли Миллер; Бальтюс и Сэцуко Идэта; Маргерит Дюрас и Ян Андреа. Гениальные художники создавали бессмертные произведения, а замечательные женщины разделяли их судьбу в бедности и богатстве, в радости и горе, любили, ревновали, страдали и расставались, обрекая себя на одиночество. Эта книга – история сложных взаимоотношений людей, которые пытались найти равновесие между творческим уединением и желанием быть рядом с тем, кто силой своей любви и богатством личности вдохновляет на создание великих произведений искусства.

Ален Вирконделе

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Певцы и вожди
Певцы и вожди

Владимир Фрумкин – известный музыковед, журналист, ныне проживающий в Вашингтоне, США, еще в советскую эпоху стал исследователем феномена авторской песни и «гитарной поэзии».В первой части своей книги «Певцы и вожди» В. Фрумкин размышляет о взаимоотношении искусства и власти в тоталитарных государствах, о влиянии «официальных» песен на массы.Вторая часть посвящается неподцензурной, свободной песне. Здесь воспоминания о классиках и родоначальниках жанра Александре Галиче и Булате Окуджаве перемежаются с беседами с замечательными российскими бардами: Александром Городницким, Юлием Кимом, Татьяной и Сергеем Никитиными, режиссером Марком Розовским.Книга иллюстрирована редкими фотографиями и документами, а открывает ее предисловие А. Городницкого.В книге использованы фотографии, документы и репродукции работ из архивов автора, И. Каримова, Т. и С. Никитиных, В. Прайса.Помещены фотоработы В. Прайса, И. Каримова, Ю. Лукина, В. Россинского, А. Бойцова, Е. Глазычева, Э. Абрамова, Г. Шакина, А. Стернина, А. Смирнова, Л. Руховца, а также фотографов, чьи фамилии владельцам архива и издательству неизвестны.

Владимир Аронович Фрумкин

Искусствоведение