Я с болью отметил, как она изменилась – посвежела, прямо расцвела. Погода держалась такая же теплая. На Миранде была белая юбочка в складку из двухслойной марлевки. Когда она подошла ближе, край материи лизнул ее голые ноги, сантиметрах в десяти над коленками. В парусиновых туфлях на босу ногу, точно школьница, и в шелковой блузке, целомудренно застегнутой на все пуговицы. Эта белизна была сплошной насмешкой. В волосах я заметил новую заколку – ярко-красный пластик, кричащая дешевка. Уму непостижимо, как Адам сумел выскользнуть из дома и купить для нее эту вещицу у Саймона на мелочь, взятую из копилки на кухне. Но мне пришлось это постичь, как удар под дых, который я скрыл за улыбкой. Я собирался держаться молодцом.
Адам, шедший позади, теперь встал рядом. Но на меня он не смотрел. А Миранда просто светилась, словно ей не терпелось поведать мне важную прекрасную новость. Нас разделял кухонный стол, и они оба стояли передо мной, точно кандидаты на собеседовании. В других обстоятельствах я бы, конечно, встал, обнял ее и предложил кофе. Миранда обожала утренний кофе, и покрепче. Но я склонил голову набок, глядя ей в глаза, и ждал. Ну разумеется, она хотела позвать меня играть в теннис, и я догадывался, куда она засунула мячик, – как же я ненавидел свои глупые мысли. Я не представлял себе, что хорошего может выйти из разговора с этой парочкой. Я бы с большей охотой поразмышлял о счастливчике Барни с его новым сердцем.
Миранда сказала Адаму:
– Может, ты…
И пододвинула ему стул, на котором он обычно заряжался. Адам проворно сел, и мы смотрели, как он расстегивает ремень и вставляет себе в пупок зарядный шнур. Разумеется, Адам израсходовал массу энергии. Миранда положила руку ему на шею и нажала на точку отключения. Они, конечно, продумали это заранее. Его глаза закрылись, голова поникла, и мы остались одни.
4
Миранда подошла к плите и стала готовить кофе. Не поворачиваясь ко мне, она со смешком сказала:
– Чарли. Ты просто смешон.
– Правда?
– Твой враждебный настрой.
– Да?
Она поставила на стол две чашки и молочник. В ее движениях была такая легкость, что, если бы не я, она бы напевала. От ее рук пахло лимоном. Мне показалось, что Миранда хочет тронуть меня за плечо, и я напрягся, но она отошла к плите. После секундной паузы она несколько смущенно спросила:
– Ты слышал нас ночью?
– Я слышал тебя.
– И ты расстроен?
Я ничего не ответил.
– Ну и зря.
Я пожал плечами.
– Если бы я легла в постель с вибратором, – сказала она, – ты бы тоже так реагировал?
– Он не вибратор.
Она принесла к столу кофе и присела, поближе ко мне. Она казалась такой участливой, озабоченной моим самочувствием, словно отводила мне роль обидчивого ребенка, забывая, что я на десять лет старше. Так или иначе, это был момент небывалой близости между нами. Враждебный настрой? Так она обо мне еще никогда не отзывалась.
– У него сознания не больше, чем у вибратора.
– У вибраторов не бывает собственного мнения. Они не пропалывают сад. Адам выглядит как человек. Как мужчина.
– Ты знаешь, когда у него эрекция…
– Давай без этих подробностей.
– Он сказал, что его член наполняется дистиллированной водой. Из емкости в правой ягодице.
Это обнадеживало, но я держал марку:
– Все мужчины так говорят.
Она рассмеялась. Я никогда еще не видел ее такой веселой и легкой.
– Я просто пытаюсь донести до тебя, – сказала она, – что он всего лишь ебаная
– Ну, знаешь, Миранда. Если бы я оттрахал резиновую куклу, ты бы чувствовала себя так же.
– Я бы не стала напускать трагизма. Или считать, что у тебя роман.
– Но у тебя роман. Ты сделаешь это снова.
Я не хотел озвучивать такую вероятность, это был чисто риторический выпад, рассчитанный на встречные возражения. Кроме того, меня поддел «трагизм».
– Если бы я покромсал ножом резиновую куклу, – сказал я, – ты была бы вправе беспокоиться.
– Не вижу связи…
– Меня волнует не Адам и его менталитет, а твое отношение.
– Ах, в этом смысле…
Она повернулась к Адаму, чуть приподняла над столом его безжизненную руку и отпустила.
– Предположим, я тебе скажу, что люблю его. Мой идеал мужчины. Блестящий любовник, отточенная техника, неистощимый. Никогда не обижается, что бы я ни сказала или сделала. Учтивый, даже покорный. И эрудированный, хороший собеседник. Силен как бык. Отлично справляется с домашними делами. Правда, дышит как перегревшийся телевизор, но к этому можно…
– О’кей, довольно.