Машины как я

– У меня предложение. Мы говорили о том, чтобы поехать в Солсбери, потом отложили поездку. Я думаю, следует навестить твоего отца, а заодно мы могли бы нагрянуть к мистеру Горринджу. Зачем ждать, пока он объявится здесь и нас напугает? Давайте сами напугаем его. Или хотя бы поговорим.

Мы с Адамом посмотрели на Миранду.

Она немного подумала и сказала:

– Ну, ладно.

– Хорошо, – сказал Адам.

А я почувствовал, как у меня – ну да, форменное клише – упало сердце.

* * *

К концу периода, раскинувшегося однообразной равниной между визитом к Тьюрингу и поездкой в Солсбери, на моем инвестиционном счету набралось сорок тысяч фунтов. Это было просто: чем больше Адам зарабатывал, тем больше он мог рисковать, тем больше он инвестировал и тем больше получал. И все это он проделывал в своей молниеносной манере. Я больше не просиживал дни напролет за компьютером в спальне, а сажал вместо себя Адама. Кривая графика доходов застыла в вертикальном положении, и я начал привыкать к новой жизни. Миранда была однозначно против того, чтобы Адам работал на кухне. Слишком откровенно для нашей коммуны, считала она. Я ее понимал.

Безработица достигла восемнадцати процентов и стала темой ежедневных заголовков. Я привык относить себя к несчастным безработным. Но незаметно для себя сделался богатым бездельником. Я был в восторге, но не мог думать о деньгах с утра до вечера. Я не знал, чем себя занять. Хорошо бы махнуть с Мирандой в роскошный круиз по Южной Европе, но она была привязана к Лондону и своей учебе. Она ужасно боялась, как бы чего не случилось с отцом, пока она будет в отъезде. Да и угроза Горринджа, как бы она со временем ни блекла, все еще сдерживала наши порывы.

Я мог бы выискивать новый дом, но я уже нашел то, что хотел. Это был «свадебный торт» в розово-белой глазури на Элджин-Кресент. Внутри были дубовые полы из широких досок, просторная мощная новомодная кухня со сверкающими начищенными железками, оранжерея с коваными решетками ар-нуво, японский сад с речными валунами, спальни десятиметровой ширины и мраморный душ с разнонаправленными струями воды. Владелец особняка, бас-гитарист с конским хвостом, не спешил. Он играл в группе, известной в узких кругах, и собирался разводиться. Он сам показал мне дом, почти ничего не говоря. Он просто водил меня по комнатам и ждал снаружи, пока я все осмотрю. У него было одно строгое условие: оплата только наличными – банкнотами по пятьдесят фунтов в количестве двух тысяч шестисот штук. Меня это устраивало.

Вся моя трудовая деятельность состояла в том, чтобы раз в день наведываться в банк и обналичивать сорок бумажек по пятьдесят фунтов – больше двух тысяч в сутки не выдавали. Почему-то я не хотел использовать сейфовую ячейку в банке. Я смутно предполагал, что занимаюсь чем-то нелегальным. Во всяком случае, владелец особняка определенно скрывал доходы от бывшей жены. Все деньги я запихивал в чемодан, который держал под кроватью.

Но в остальном я пребывал в сомнениях. Был как раз сентябрь, время года, когда все начинают что-то новое. Миранда готовилась к защите диссертации. А я бродил по клэпемскому парку и раздумывал о том, как бы продолжить образование и получить квалификацию. Пришло время выгодно вложить мой интеллектуальный капитал и получить ученую степень по математике. Я мог избрать и другой путь – смахнуть пыль с бесценного саксофона отца, постичь магию гармонических рядов, вступить в какую-нибудь группу и отдаться дикой жизни. Я не знал, что предпочесть: образование или дикость? Либо одно, либо другое. Все эти мысли меня изводили. Мне хотелось лечь на жухлую осеннюю траву и закрыть глаза. За то время, что я прохаживался по парку от края до края, пытаясь унять беспокойство, Адам успел заработать еще тысячу фунтов, сидя за моим компьютером. Я отдал долги. Я внес задаток наличными за гламурный городской дворец. Я жил с любимой женщиной. Как я мог быть недоволен? Но я был недоволен. Я чувствовал свою бесполезность.

Если бы я в самом деле растянулся на жухлой траве и закрыл глаза, я бы увидел, как Миранда выходит из ванной в новом белье, идет ко мне, как это и было прошлым вечером. Я бы упивался ее чарующей полуулыбкой, ее уверенным взглядом, пока она приближалась ко мне, а потом обнимала за шею и дразнила легкими поцелуями. Какая, к черту, математика или музыка – все, чего я хотел, это заниматься любовью с Мирандой. Чем я действительно был занят весь день, так это ожиданием ее возвращения. Если у нас возникали дела или она уставала и мы не занимались любовью перед сном или с утра, на следующий день я становился еще более рассеянным, и будущее угнетало меня своей неопределенностью. Я бесцельно бродил, словно сомнамбула, в хронических сумерках души. Я не мог воспринимать себя серьезно ни в одной области, которая бы не включала Миранду. Новая фаза в наших отношениях была чудесна, восхитительна; а все остальное наводило на меня скуку. Мы любим друг друга – это была моя единственная слаженная мысль долгими вечерами.