– Ну, это элементарно. Вы собираетесь устроить катастрофу почище, чем в Москве. И подобное вам просто так не спустят. Подключатся правительства других стран, разведки, особые службы. Ваши действия угрожают всем. Вас будут искать и обязательно найдут этот замок, причем достаточно быстро, поэтому вы собираетесь уничтожить его. Стереть все следы подготовки к тому, что планируете. К этому… парижскому мероприятию.
Электра спросила:
– Приятно вот так выставлять себя умником?
– Да, – признался я, по-прежнему сохраняя на лице безучастное выражение. – Мне это доставляет удовольствие.
Она фыркнула и отвернулась, а граф, стряхнув пепел в Эйфелеву башню, неторопливо заговорил:
– Вы правы, я решил уничтожить это место. И хотя все уже готово для второго акта симфонии, до сих пор размышляю: а не допускаю ли ошибку? Все-таки – старинный замок, пусть и перестроенный… Вскоре после того, что мы совершим, в моей власти будут все земли вокруг, – он широко улыбнулся, хотя открытости и доброты в этой улыбке было не больше, чем в оскале крокодила. – Заметать следы станет не нужно. Напротив, деяния мои будут прославлены, в честь их станут рисовать картины, создавать скульптуры и памятники, запечатлевать их на бумаге, в бронзе, в камне, в стихах и прозе.
Отпив из бокала с черной жидкостью, Бальтазар продолжал:
– Впрочем, между подготовленным нами вторым актом симфонии и тем моментом, когда…
– Когда ты вступишь в должность! – хохотнул Чосер.
Граф едва заметно поморщился.
– … когда, по своевременному замечанию Вуки, я вступлю в должность, то бишь обрету абсолютную власть, пройдет определенный срок. Нежелательно, чтобы наши противники, при всей их слабости, стали потрошить замок и разбирать его на камни в поисках улик. Однако же, вы можете сесть, – заключил он.
Я тихо вздохнул с облегчением. За последнюю минуту окончательно стало ясно: граф раздумывает, стоит ли убивать нас прямо сейчас. Кариб недаром остается сзади со своим двустволом, да и Вука тут как тут с тростью и моими револьверами – стоит Бальтазару кивнуть или сделать жест, как нас пристрелят на месте. Но я сумел заинтересовать его, хотя бы просто как собеседник, и теперь речь идет о том, насколько хватит этого интереса.
Электра первая села на софу. Мне казалось, что лишь постоянным усилием воли девушка сдерживает себя, чтоб не нагрубить нашему гостеприимному хозяину или не наброситься на него с кулаками. Или на меня – как на болтливого труса. Я тоже сел, а Заяц, насупленный, будто дождевая туча, остался стоять на месте. Кариб пихнул его кулаком в плечо:
– Сел, щенок.
Мальчишка дернулся, пробормотал что-то и присел на край софы, сунув руки между колен. Кариб остался стоять на месте, Чосер же опять принялся суетливо прохаживаться вокруг нас.
– Итак, юноша, вы побывали в месте, которое называете подземным цехом, – заговорил граф. От сигары в его руках струилась, покачиваясь в воздухе, тонкая струйка дыма. – И как попали туда?
Я пояснил равнодушно:
– Приехал в подземке. В соседнем с ними вагоне. Они не слишком-то внимательны…
– Ах! – вскричал Чосер, останавливаясь за спиной брата. – Каково, а? Каково, братец, слышать подобное из уст юнца!
– Довольно юркого и разумного юнца, нет? – уточнил Бальтазар, не оборачиваясь.
– Был бы разумным, не попался бы нам, – буркнул Кариб.
Вука, перегнувшись через спинку софы, простер к нему руки:
– Но ты, мой многословный друг, ты-то ведь куда опытнее в подобных делах! Сколько раз ты уходил от погони в мексиканских прериях? Сколько раз…
– Прерии в Америке, – перебил Кариб презрительно. – У нас в Мексике – равнины.
– А сколько играл с фликами в «попробуй, догони» на улицах Нью-Йорка? И профукал какого-то мальчишку, позволил ему следовать за нами столько времени! Как ты мог, Кариб, как ты мог?
– Может, он умелый, – пожал плечами Кариб.
Вука погрозил ему тростью:
– Только что ты усомнился в разумности нашего соглядатая, а теперь уже присуждаешь ему титул «человека умелого». Нет ли тут противоречия? Впрочем, допускаю, что общая разумность и умелость в определенном виде деятельности не всегда идут под руку и даже, возможно…
Граф Цепеш, повернув голову, выдохнул в лицо Вуки струю дыма и велел:
– Сомкни свои бойкие уста, брат.
Чосер показушно закашлялся, выхватил из кармана платок, замахал им перед собой. И одним из движений платка будто смахнул с лица прежнее выражение, а с ним – и прежнюю свою личину. Место лукавого болтуна занял… Черт его знает, кто именно. Мне показалось, что я вижу каменную маску. Глаза Чосера сузились, превратившись в щелки. Скомкав платок в кулаке, он застыл, как статуя, позади брата. Бальтазар окинул его взглядом, снова повернулся к нам и продолжал:
– Ну а ты, девочка… Расскажешь что-нибудь, чего я не знаю?
– Я не такая болтливая, как этот тип, – отрезала она, недобро глянув на меня.
– Ты прибыла сюда на дирижабле. Тот самый аппарат, что атаковал баржу… Где он теперь?
– Улетел обратно.
– Что же это за дирижабль, который доставил единственную пассажирку так далеко – и сразу улетел?
– Я хорошо заплатила капитану.