Машины Российской Империи

Не дождавшись другого ответа, Хольф обратился ко мне:

– Ну а вы, Алекс? Чем занимались вы?

– Мне много чем доводилось заниматься.

В этот момент за левым бортом раздался громкий плеск, и баркас сильно качнуло.

– Это что?! – Заяц чуть не опрокинулся на бок.

– Все в порядке, – заверил капитан. – Но вам лучше держаться покрепче.

Вместе с табуретом я перебрался поближе к столу, чьи ножки были прикручены к полу, ухватился за него. Посмотрел на портреты, с тихим скрипом качающиеся на гвоздях, и спросил:

– Кто там нарисован?

– Мои родители, – пояснил капитан. – Они давно почили.

– Вы немец. Как попали туда, где мы вас встретили?

Он кинул на меня взгляд через плечо, сдержанно улыбнувшись, давая понять, что заметил, как быстро я перевел разговор с себя на него, и снова уставился в окно. А я все вслушивался, ожидая, что спереди до нас донесутся раскаты взрывов, ведь цыганский дирижабль уже должен был догнать баржу.

– Рассказ о самом себе отгоняет сонливость, – сказал Хольф. – Мы вот-вот снова увидим «Двузубец», но пока этого не произошло, можете послушать… Я из Кельна. Сын пивовара, причем богатого пивовара. А сам-то пива отродясь не любил! – хмыкнул он и посмотрел на портреты. – Отец мой владел пивоваренным заводом, торговал своим товаром. Он был деятельный и жесткий человек, хорошо понимающий в коммерции. Как только я подрос, стал посылать меня с партиями пива в разные места, где у нас были интересы. И как-то – мне было двадцать – я с помощником управляющего привез сотню бочек в город Калинеску. И там встретил ее.

– Вашу будущую жену? – уточнил я.

– Да, Марго. Тогда она была еще Маргариткой. Я влюбился без памяти, всей силой, – он усмехнулся, – неистового германского духа. Мы должны были оставаться в городе около месяца, требовалось заключить кое-какие контракты с венгерскими торговцами, а еще отец приказал подыскать место под оптовый склад. Свалив все дела на помощника управляющего, я развил бурную деятельность: познакомился с родителями Маргариты, чей отец держал небольшую лавочку, засыпал ее маменьку подарками, очаровал саму Маргариту… Я тогда был совсем не такой, как сейчас, – резвый, длинноногий. Позже она вспоминала со смехом, что я немного пугал ее родителей, потому что иногда казался безумцем, и что зря я так старался. Они бы все равно выдали ее за сына богатого немецкого пивовара.

Мы обручились, и я уехал в Германию, чтобы объясниться с отцом. Он, конечно, был против. Выяснилось, что он как раз сговорился с одним торговцем, у которого была дочка подходящего возраста, и что этот брак был для отца крайне выгоден…. Он свирепствовал, а я стоял на своем. Отец не привык к отпору, в нашей семье он всегда был безусловным главой. Мы смертельно поссорились. Я выкрикнул ему в лицо гневные обвинения и покинул дом, хлопнув дверью. Очень, очень громко хлопнув ею. Он лишил меня наследства, но даже это не заставило меня пойти на примирение – я уехал в Венгрию. Через некоторое время туда пришло письмо, что он восстанавливает меня в правах… А я в ответ послал ему нашу свадебную литографию и снова был лишен наследства. На свадьбе, к слову, присутствовал мой младший брат, но не было нашей матушки, которой отец запретил приезжать. Позже, когда она умерла, мой престарелый родитель немного повредился умом. Обвинял меня в ее смерти, говорил, что она не перенесла мою женитьбу, хотя матушка всегда меня одобряла, и первый год, когда мы еще не встали на ноги, тайком от отца слала деньги. Еще несколько лет он буйствовал, иногда присылая полные гнева письма. Мы поселились в рыбацком поселке, потому что родители Марго были крайне недовольны тем, что выгодный жених остался без средств, я занялся ловлей, но быстро смекнул, как выгоднее продавать улов… У нас появилась Жасмин, потом, с небольшим перерывом, Бианка, Вираг, Джола и маленькая Маргаритка. Годы шли своим чередом, я купил свой первый баркас, затем второй. А потом младший брат прислал сообщение, что отца хватил удар, он при смерти и хочет видеть меня. Я собрал всех детей – у нас их тогда было пятеро, – жену и поехал в Кельн.

Мы с Зайцем слушали, не перебивая. Плавно поворачивая штурвал и внимательно глядя вперед, Хольф продолжал: