Машкина любовь

Но скоро про Машку они забыли. Принялись пить за любовь, за дружбу, за мир во всем мире. Потом по какому-то вопросу не сошлись во мнениях, поссорились, маленько подрались. Помирились и опять выпили. Опосля Колян заснул на матрасике, брошенном в углу, который Петрович для Машки приготовил. А сама Машка заснула на подушке Петровича, которая, видать, хозяину была не нужна, во сне он с дивана навернулся и до самого утра на полу сладко похрапывал. Днем Машка хорошенько огляделась, и хозяйство Петровича ей очень понравилось. Домишко хоть и маленький, но крепкий. Прихожая, при ней кухонька, а из нее выход прямо в комнату. Там Петрович ел, пил, спал и гостей своих принимал. Была еще пристройка на улице, где хозяин своим столярным ремеслом занимался, табуретки и столики соседям мастерил, если с перепоя головой не маялся. Но самым главным достоинством её нового жилища был большой двор, это Машка сразу оценила. По нему можно было побегать, в снегу и земле порыться, нужду справить и прохожих из-за забора облаять. Петрович сначала стал для нее будку мастерить, но потом бросил. Сказал, что Машутку, кровиночку свою, на улицу нипочем не выгонит. Так и спала Машка с Петровичем на одном диване. А уж кормил-то он ее прямо как на убой, от всей души! Правда, однажды Машке чего-то от его угощения совсем плохо сделалось. Пузо раздуло, а уж крутило так, что хоть со двора не уходи. Так плохо было, думала, вот-вот лапы откинет. Она тогда совсем еще малая была, поэтому хозяин ее в сумку положил и в город к доктору повез.

– Ты, дед, чем собаку кормишь? – строго спросил молодой очкастый доктор.

– Так это… Что сам ем, то и ей даю, – замялся Петрович. – Ну, сосиски, рыбку копченую, консервы разные…

– А пива или водки не наливаешь?

– Да вы чё, доктор! Маша непьющая, – не на шутку обиделся Петрович.

– Собака хорошая, породистая, а у тебя она от гастроэнтерита за неделю подохнет.

Петрович опустился на стул, крупные слезинки скатились по щекам и оставили две светлые бороздки. Машка подняла голову, глянула на хозяина и слабо тявкнула: «Мол, чего там, в порядке я!»

– Как же это?.. Как?.. Помрет?.. Что делать-то, доктор? – шмыгал носом Петрович.

Молодой ветеринар, видать, сжалился над непутевым мужичонкой, доходчиво объяснил, как Машку лечить и чем кормить. Слова, правда, все мудреные говорил: режим питания, сбалансированный рацион, плановая вакцинация и прочее. А Петрович так напугался, что аж неделю не пил, за Машкой ухаживал. Выходил, на лапы поставил!

Но потом все на круги своя вернулось.

Народ у него собирался разный, заходили постоянные собутыльники, но бывала и публика залетная. Застолье ближе к вечеру начиналось и, как правило, на следующий день утром заканчивалось. А Машка тем временем подросла, окрепла, упитанная и пушистая сделалась, ушки торчком встали, хвостик колечком завернулся. Характер она имела спокойный, покладистый, да и с чего бы ей было на жизнь обижаться и злобиться? Хозяин ее любил, ни в чем не отказывал, сам недоест, ей косточку с мясом отдаст. Все гладил да за ухом чесал и пальцем никому тронуть не позволял. Как-то раз гость один настойчиво Машке в нос кусок селедки пихал, угостить хотел, но она брать не стала, не приучена была. Мужик этот оскорбился и пребольно ногой ей в бок двинул. Машка взвыла не от боли даже – от обиды.

– Вот сука избалованная, жрать не хочет, – в сердцах сплюнул на пол гость.

Петрович как-то разом протрезвел, быстрехонько сбегал в сарай, вернулся с топором и еще долго с криками гостей своих по поселку гонял.

Короче, хорошо они жили, душа в душу! Только вот чего-то Петрович совсем слабеть стал. Бывало, и до дивана дойти не может, где сон его прихватит, там и свалится. Машка тогда рядом ложилась, укладывала ему голову на грудь и всю ночь своим теплом согревала, чтоб в нетопленом доме от холода насмерть хозяин не околел.

Но тут появилась Лёля.

Под вечер Петрович заявился домой не один, а с дамой.

– Проходи, проходи, Лёлик, не стесняйся. Ща я собачку покормлю и нам чего-нибудь закусить соберу, – ворковал хозяин.

Тетка неопределенного возраста (возможно, ей было лет тридцать или пятьдесят – под толстым слоем синих теней и розовых румян этого было не разобрать) остановилась на пороге и уставилась на Машку.

– Ух ты, какая красотка! Я таких только в кино американском видала! Там таких собак в сани запрягают и гонки устраивают.

Петрович гремел чем-то на кухне:

– Чего говоришь, не слышу? Это Машенька, доча моя…

Лёля сделала осторожный шаг в сторону Машки, присела на корточки:

– А не укусит? Погладить можно?

– Гладь. Она добрая, незлобивая. Прямо как я… Мысль усекаешь?