Машкино счастье (сборник)

Грета пожала плечами. Она Грету не осудила, а даже похвалила за шаг навстречу оскорбленной родне и, будучи человеком простым, без затей, но с благородным сердцем, сказала Грете, что надо бы всех собрать, ведь столько лет не виделись, и что это все плохо и неправильно. Как просто быть мудрой, когда тебя не волнует ничто материальное!

Нинель всех обзвонила, и странное дело – все с удовольствием приняли приглашение. Доктор пришел с женой и маленькой дочкой Анютой. Лариска детей оставила дома – надоели! Все встретились смущенно, но радостно, обнялись, забыв старые распри, – все уже пережили эту историю, разглядывали друг друга с интересом, показывали фотографии, хвастались квартирами и успехами. Заметили, что Грета еще больше расцвела и похорошела, Нинель состарилась, а Лариска «расползлась».

Грете очень понравилась дочка брата – маленькая Анюта, с прелестным смуглым лицом и яркими черными глазами. Девочка чуть припадала на одну ножку.

– Что с ней? – спросила Грета у брата.

– Последствия родовой травмы, но есть шанс исправить после того, как пройдет бурный рост костей.

Грета ужаснулась: такая красивая и умная девочка, и несколько операций, костыли, год в гипсе. Кошмар. И еще больше прониклась к девочке.

Все много ели, шумно перебивали друг друга. Было видно, что все равно это семья – единый, пусть и больной организм. И все чувствовали, что находятся в старом родительском доме.

Грета порозовела, оживилась, а на прямой Ларискин вопрос, что, дескать, замуж не выходишь, развела руками – не берут! Больше о личном ей вопросов не задавали.

Расходились за полночь, довольные друг другом. Маленькая Анюта спала в Гретиной комнате, будить не стали.

Утром Грета старательно варила племяннице манную кашу и взбивала вилкой омлет. Потом они гуляли в сквере у Большого театра, и девочка собирала с земли красивые желто-красные райские яблочки – для кукольного компота. Обедать отправились в «Националь».

Девочка ела плохо, но старалась не обидеть Грету. Вообще, она была потрясена происходящим, от смущения много болтала и опрокинула бокал с яблочным соком. Грета тоже мало ела, пила кофе с берлинским печеньем, много курила и уже почти влюбленно смотрела на девочку.

Уезжала домой Анюта вечером, с переполненным благодарностью и любовью сердцем. Теперь у нее был кумир и предмет обожания на всю жизнь – Грета. И почти каждые выходные, как «Отче наш», Анюта ездила к Грете в Камергерский. Сначала ее возил отец, потом, лет с десяти, она добиралась сама, на метро. Мать ее даже слегка ревновала и все надеялась, что, когда Грета устроит свою жизнь, увлечение Анютой пройдет само собой. Просчиталась.

Грета замуж так и не вышла. О ее личной жизни в семье никто ничего не знал. Хотя, естественно, конечно, личная жизнь у такой красивой и богатой женщины должна быть непременно. Хотя, зная эту Снежную королеву и молчунью... Даже Лариске, пытавшей Анюту, ничего не удавалось узнать. Да и что она могла знать? Никаких следов мужчины в квартире Анюта не замечала.

Грета жила одна, и только три раза в неделю к ней приходила убирать и готовить пожилая женщина, служившая у нее уже добрый десяток лет. Работала Грета немного, в издательстве какого-то журнала, о работе своей говорила одно: «Скучно». С подросшей Анютой часто вечерами ходили на «лишний билетик» в театр, который обе обожали. Раз в год Грета уезжала в Ялту, в санаторий, и, конечно, при первой возможности покупала путевки за границу. Побывала всюду, куда пускали в те годы.

Племянницу баловала, но в меру: норковых шуб и бриллиантов не дарила, а вот джинсы, туфли на платформе, магнитофон у Анюты были первые в классе. В Камергерском собирались два раза в год – на день рождения отца и в годовщину его смерти. С годами Грета как-то потускнела, ссутулилась, как будто немного усохла, и даже завистливая Лариска ей уже не завидовала. Чему завидовать? Одиночеству, бездетности? Теперь она чувствовала свое бабье превосходство над сестрой. Понимала, что та от одиночества прилепилась к Анюте, злилась, что не к ее детям, хотя чувствовала, что прикипеть к ее невоспитанным и хамоватым отпрыскам откровенно трудно.

В шестнадцать лет Анюту положили на операцию. Грета оплатила лучших врачей, тревожилась, ездила каждый день в Боткинскую с икрой и черешней. После операции забрала Анюту к себе. Родители возражали, но так сначала захотела сама Анюта. Мать бросила обиженно: «Я тебе уже почти никто». Ревность. Но Анюта как-то быстро заскучала по родителям, друзьям, дому. Попросилась домой. Теперь обиделась Грета. Но виду не подала, только губы чуть сжала. И, оставшись одна, долго сидела в старом плюшевом кресле, перебирая свою жизнь, день за днем, тщательно, как косточки в рыбе.

Романов в ее жизни было два, нет, даже скорее полтора.