Маска ангела смерти

– В психиатрическую лечебницу Марина попала после несчастного случая, – эта часть рассказа давалась Марку с особым трудом. – Она ждала ребенка. Здоровье у нее было слабое. Марина почти постоянно болела, три раза ее клали на сохранение, но потом на время отпускали домой. Она была на седьмом месяце, когда опять заболела.

– Ее мучили головные боли, – снова продолжил Костик, помогая другу. – Говорили, внутричерепное давление. Тут и повышенная утомляемость, и тошнота… На том сроке у нее был поздний токсикоз. Однажды вечером, где-то чуть больше семи лет назад, Марина выпила сильные обезболивающие и снотворное, потому что у нее опять сильно болела голова. И легла спать…

– Соседи почувствовали запах газа, – Марк старался закончить историю как можно быстрее. – Вызвали МЧС. Те приехали, вскрыли дверь. Девушку доставили в больницу. Ребенка она, к сожалению, потеряла, сама пережила клиническую смерть. Это все очень плохо сказалось на ее психике. Начался маниакально-депрессивный психоз, и она попала в клинику. Где умерла полтора месяца назад.

– Жуткая история, – печально согласился Сергей Владимирович. – Но… почему мы уверены, что это наша дама? Как она связана с нашей историей?

– Мне кое-что рассказали в клинике, – Марк чуть оживился, когда они отошли от печального рассказа. – Она рисовала. Там, в больнице. Много и часто. Девушка часто читала православные книги. Ей приносила ее сиделка. И очень ее увлек образ…

Полицейский выложил на стол из заранее приготовленной папки рисунки. Всего несколько штук. Черные штрихи по белому листу, тонкие, искусно выписанные образы. Один образ. Ангел, высокий, изящный, с развернутыми крыльями и тонким клинком в правой руке.

– Ангел смерти, – назвал его Костик. – Говорят, она часто сама называла себя ангелом смерти. У нее было очень плохо с психикой. И не только из-за психоза. Ее головные боли… Оказалось, опухоль.

– Понятно, – начальник нахмурился и кивнул. – Но этого мало. Нам нужны доказательства. И еще. Ведь это не она вернулась с того света, чтобы убивать. Это делает кто-то другой, кто с ней связан. Только вот вопрос, кто? Она же сирота. И даже разведена.

– Все верно, – согласился Марк. – Но этот кто-то однозначно существует. Вы еще вчера вечером заметили, что в наших больницах бесплатно вряд ли кто будет пациентов держать. Да еще целых семь лет. И вообще, маниакально-депрессивный психоз не совсем то заболевание, с которым так долго держат в клинике. А еще кто-то же нанял ей сиделку.

– Кстати, да, – оживился шеф. – С этой сиделкой надо обязательно поговорить.

– Она будет здесь через час, – отрапортовал Костик.

– А что касается неизвестного благодетеля, – Марк заглянул в свой блокнот. – Деньги на содержание и лечение переводились со счета некоей Надежды Павловны Маляевой. И это бывшая свекровь Марины.

– Свекровь, – Сергей Владимирович впервые за утро улыбнулся. – Если есть она, значит, есть и муж. Пусть и бывший.

– Андрей Игоревич Маляев, – зачитал Марк. – Но пока нам известно только имя. Я передал информацию коллегам. Они сейчас прогоняют его по базам. А заодно смотрят имя в наших бесконечных списках. Вдруг этот самый бывший муж работает где-то там, в тех офисных центрах, где растворился наш преступник.

– Все вы правильно делаете, – довольно потер руки шеф. – Это большой и жирный шанс поймать его до… воскресенья.

Он не стал говорить «до нападения на Костика». Он вообще старался убедить себя, что этого точно никогда не произойдет.

2

Сидящая в комнате для допросов женщина заставляла Костика нервничать. Он любил женщин. Живых, ярких, умных и открытых. Таких, как Анна, о которой полицейский последнее время думал очень много и часто, по которой скучал. Особенно сейчас, глядя на свидетельницу. Костик уважал женщин. Сильных, смелых, собранных, уникальных. Как Оксана и Анжела. Пусть он никогда бы не смог построить романтические отношения ни с одной из них, но ему нравилось разговаривать с ними, даже чему-то у них учиться. А еще Костик выяснил, что он может, если не бояться, то опасаться женщин. Вот таких, как сидящая за столом бывшая сиделка Марины.

Ее звали Полина. Полицейский знал, что ей сейчас тридцать четыре года. Но выглядела она значительно моложе. Что-то было в ее лице такое… слишком детское, неправдоподобно радостное и открытое. Слишком странное тревожащее выражение довольства и внутреннего счастья, какое часто бывает на лицах монахинь. А Полина и была монахиней.

Высокая, чересчур, по мнению Костика, худая, прямая, как палка. И казалось, будто она тонет в своем темном одеянии. А еще этот черный плат на голове, полностью скрывающий волосы, отчего ее голова казалась слишком маленькой. Бледная кожа рук и лица. Кстати, неправдоподобно красивого лица. Такого, как рисуют на иконах. Тонкие черты, худой прямой носик, узкие, какие-то бескровные губы, темные глубоко посаженные глаза. И вот то самое тревожащее выражение кротости… Костик подумал, что эта Полина пугает его именно вот каким-то отрицанием своей природной женственности, этой монашеской закрытостью, этим смирением.