Маска Аполлона

А тем временем, сонная долина превратилась в настоящий город со всеми развлечениями. В концертном зале какой-то политический философ, кажется из школы Изократа, читал бесконечную лекцию, поучая мировых лидеров, как им вести государственные дела в интересах их стран и всей Греции. Там собрались все послы, софисты и политики; зал был забит настолько, что стояли снаружи, и даже под солнцем. Теодор показал нам нескольких тайных агентов; безразличные к утверждениям своего эксперта о том, что надо делать, они крутились среди его слушателей, чтобы узнать, что же происходит на самом деле. А еще мы заметили группу ярковолосых македонцев, увешанных массивными украшениями (надо признать, они умеют их носить, да и украшения отменные). Они все слушали точь-в-точь, как греки. В театре македонцы давно прославились как очень благодарная публика (у любого актера есть свои байки о Пелле), но пристрастие этих к философии меня удивило. Теодор возразил, однако, что замечает перемену каждый раз, как появляется там: они всё больше и больше тяготеют к южным государствам. Правда, заметил он, из этого вряд ли что путёвое получится, пока хоть один их царь не ухитрится прожить хотя бы две Олимпиады подряд. И еще сказал, его удивляет, что этой роли до сих пор так интенсивно добиваются; ему интересно было, как бы это объяснил тот лектор.

Мы двинулись дальше. Зашли в балаган к танцующим карликам; послушали миксолидийский концерт для двойной флейты, авлоса и кифары; посмотрели, как предсказатель камушки швыряет, определяя победителя завтрашнего забега на стадий (ошибся парень); и даже — хоть не долго — поприсутствовали на выступлении одного юриста, который объяснял, как он может выиграть дело клиента вопреки справедливости, закону и общественному мнению. Потом стали возвращаться, той же дорогой, что шли. За это время философ только-только закончил свою говорильню; на улице толпа рассосалась, а из зала выходил народ, обсуждая лекцию так живо, словно все эти слова на самом деле могли хоть что-то изменить.

Я как раз говорил это Теодору, когда заметил в конце улицы человека с незабываемой, сразу узнаваемой походкой. Это шел Платон; а с ним был Спевсипп, Ксенократ и еще несколько друзей и доброжелателей. Я рад был увидеть, что он среди своих; и показал его остальным. Феттал заметил, что выглядит он лучше, но Сиракузы свой след оставили. Теодор присмотрелся и сказал:

— Слушай, как с ним здороваются, — он, похоже, только что появился.

— Да, — говорю. — Прямо из Тарентума.

— Тогда, дорогие мои, никуда не уходим, остаёмся здесь. Если не ошибаюсь, нам сейчас тот еще театр покажут: он должен вот-вот встретиться с Дионом.

— Ты уверен? — Мне почему-то верить не хотелось. — Я не видал, чтобы его люди павильон строили.

— Нико, родной мой, неужели ты думаешь Диону приходится таскать с собой палатку, как простым смертным? Он живет в государственной гостинице, в Леонидийоне, с другими львами… Глянь-ка. Вон он идет.

Он появился в солнечном свете, со свитой как всегда; были там и Гераклид, и его афинский друг Каллипп. Они разговаривали, и какое-то время шли по улице, ничего не замечая. Платон увидел Диона первым и замедлил шаг; его спутники умолкли. Когда он подходил, люди вокруг почувствовали что-то; и он наверно тоже это чувствовал; но в последнее время хорошо напрактиковался держать мысли при себе. Я видел — а может и выдумал — его ищущий взгляд: то ли он человека на улице искал, то ли в себе самом.

Теперь Дион заметил всеобщие взгляды. Он оглядел улицу, замер, быстро зашагал к Платону… Пальцы Феттала сошлись на моем запястье.

И вот они встретились. Дион схватил Платона за руку, взял за плечо и увлек в сторону. Жест был искренний, открытый; видно, что свиты им сейчас не нужны. Там все остановились и стали смотреть, как они идут в нашу сторону. Каллипп что-то быстро говорил Гераклиду. Не знаю чего они там искали; что до меня, я видел то, что видел. Безупречное приличие, с каким Дион приветствовал Платона и спросил о здоровье, — и его нетерпение, горящее словно огонь за печной дверкой. Его надо было подавить, прежде чем он вопросы задавать сможет.

Наверно, на всей земле нет такого места, где так мало места, как в Олимпии в Неделю Игр. Тут даже облегчиться нельзя без дюжины свидетелей; а чтобы остаться одному, надо уходить в поля за милю. Дион был гостем Совета; Платон, конечно, делил палатку с кем-то из друзей; ни один из них не был расположен прятаться по углам. Что Платон должен был сказать Диону, он рассказал на мраморной скамье на Улице Победителей, под статуей Диодора-Бегуна. А мы стояли за два цоколя оттуда, и видели всё.