— Вам трудно поверить, что для него музей был важнее личного состояния, даже репутации?
— Ни капельки, — ответил Бауэрс.
Дебора кивнула. Ее чувства к нему стали чуточку теплее.
— Мне тоже.
На кратчайшую долю секунды перед глазами возникла вся греческая коллекция — с маской на переднем плане, — разложенная по витринам для всеобщего обозрения, в фойе или в специально построенном зале в конце длинного темного коридора, увешанного образовательными текстами и рисунками: лучшее собрание греческих древностей за пределами Афин. Несомненно, этот образ преследовал и Ричарда.
Кельвин, наблюдавший за ней, словно мог видеть картины у нее в голове, кивнул:
— Понимаю. Если я что-то могу сделать...
Дебора улыбнулась и выдохнула, осознав, что задерживала дыхание.
— Кстати говоря, — добавил он, — у меня не хватает кое-какой юридической корреспонденции Ричарда. Где еще посмотреть?
— В кабинете, — ответила она. — Я держу там большую часть всего, что связано с музеем. Вы ищете что-то определенное?
Он казался немного сконфуженным.
— Как я говорил, мистер Диксон оформлял кое-какие бумаги, касающиеся и его личных активов, и его доли в музее. Возможно, они имеют отношение к завещанию. Полиция захочет узнать юридическое состояние его имущества — на случай, если это влияет на проблемы мотива.
Дебора деловито кивнула, стараясь показать, что это ее не пугает.
— Личные бумаги должны быть в папках, относящихся к дому, а не к музею. Если только их не прислали совсем недавно.
— Насколько недавно?
— Если они были адресованы на дом, то не больше одного-двух дней назад, — объяснила Дебора. — Если корреспонденция личная, но приходит на адрес музея — нужно несколько дней. Дом и музей числятся на одной улице, но под разными номерами: у дома — сто сорок три, у музея — сто пятьдесят семь. Здание одно и то же, так что не спрашивайте меня, почему так. Главное, что у нас два почтовых ящика. Я занимаюсь всей деловой частью, отсеиваю ерунду и передаю то, что осталось, на его рассмотрение. Остается обычно немного, и, если я не помечаю что-либо, он добирается до этих бумаг, когда руки доходят. А что?
Бауэрс замер, прищурив глаза, потом усмехнулся:
— Да ничего серьезного. Просто не люблю, когда деловые бумаги попадают к кому-нибудь, кроме адресата. Что вы хотите — я юрист!
* * *
Детективы Кернига и Кин были наверху, в кабинете рядом со спальней Ричарда — изучали список гостей и описи музея. Дебора посмотрела на лестницу, а потом решила, прежде чем подняться к ним, забежать в уборную.
Туалет рядом с офисом предназначался для сотрудников музея. В каморке помещались унитаз, раковина с банкой жидкого мыла и электросушилка для рук — из тех, после которых всегда приходится вытирать руки о штаны. Выключатель был подсоединен к вытяжке, которая жужжала и шумела почти так же громко, как смывной бачок. Когда вытяжка и сушилка работали одновременно, трудно было вообще что-то расслышать, и звук разговора на повышенных тонах застал Дебору врасплох.
Ей понадобилась секунда, чтобы понять, откуда доносятся голоса. В стене над унитазом была просто отдушина — не вытяжка и не система отопления. Сначала Дебора почти не обратила внимания на разговор, потом в голове что-то щелкнуло. Голоса мужские, более того, голоса детективов, с которыми она собиралась поговорить. Даже несмотря на вой сушилки, сомнений быть не могло.
Наверное, труба проложена прямо через кабинет наверху.
Раньше она этого не замечала, и неудивительно: в личном святилище Ричарда никогда не говорили громко.
Один из голосов громче другого. Кернига? Нет, Кин.
Сушилка постепенно стихла, и голоса стали яснее.
— Это ты так говоришь! — проревел Кин. — С какой стати я должен тебе верить?
Невнятный ответ Керниги и ехидный смешок Кина. Кернига снова что-то пробормотал, но Дебора не уловила ни слова.
Поддавшись порыву, она протянула руку и выключила свет. Комната погрузилась в темноту и тишину — остановилась вытяжка. Голос Керниги, слегка металлический из-за эха отдушины, заструился тихо, как дым.
— Я уже сказал тебе. — Он говорил холодно, но раздраженно. — Если сомневаешься, поговори со своим капитаном.
— Уже поговорил, — заорал Кин, — и ты знаешь, чем это для меня закончилось!
— Значит, вопрос закрыт? — спросил Кернига.
— Нет, черт побери, не закрыт! Ты перевелся из округа Генри? Я звонил им сегодня утром, и там никто о тебе не слышал. Никто.
Дебора внезапно вся похолодела в темноте. Волосы на затылке снова встали дыбом, как у дверей квартиры, когда она почувствовала запах одеколона и трубочного табака.
— Твой капитан приказал тебе работать со мной, — сказал Кернига. Теперь в голосе звучала сталь, словно он сдерживал сильный гнев. — Если недоволен, обратись к нему.
— Да ты хотя бы коп? — спросил Кин. — Я заметил, какое у тебя было лицо, когда я дал тебе те бланки. Ты никогда раньше ничего подобного не заполнял. Хотел бы я поглядеть на твой значок.
Тут кто-то потянул дверь туалета снаружи, и больше Дебора ничего не услышала.
Глава 19
Это была Тони.