Маска бога

Они как тени прошли по внутренним сообщающимся дворам, разделяющим на участки жилые залы, — темная скользящая фигурка и котенок — королевский золотой барс, хотя теперь его зимняя шерстка поблескивала серебром. На глубоком темно-синем небе, купол которого возвышался над далекими горами на западе, зажигались звезды. Рядом ухал ветер, бесшабашно играя юбками Джейм, закручивая их так, что она была вынуждена придерживать платье обеими руками. Ночь сулила стать неистовой, шумной и беспокойной. Как правило, Тишшу наведывался в Заречье, когда жрецы переставали обращать должное внимание на погоду. Его имя на наречье некрин означало «Старик» — странный титул, учитывая шаловливый характер ветерка. Когда он не гонялся за собственным хвостом, или не колотил по крыше оторванными дощечками, или не нырял, поднимая тучи сажи, в дымоход, он, говорят, уносил нежеланных детей и выворачивал тени наизнанку.

А вот и Передний Двор, и старый замок Норфов. В действительности нижний уровень башни существовал задолго до того, как этой землей завладел Кенцират и, более того, даже Хатир. Вдоль Серебряной реки тянулись развалины древних горных фортов мерикитов, и многие из них, вот как здесь, стали фундаментом, на котором впоследствии выросли новые здания.

Внутри все было черно как смоль, а воздух тяжел от запахов холодного камня и старой одежды. Джейм прикрыла дверь, нащупала на полке коробку со свечками и зажгла одну — очень осторожно, памятуя о том, как ей не везет с огнем после того, как прошлой осенью она воспользовалась рунами, нечаянно разведя огонь в снежном буране. В мигающем слабом свете обнаружился большой зал с низким потолком. Из теней со стен смотрели лица — мертвые флаги, ряд за рядом, сотканные из нитей тех одежд, в которых умерли эти люди. Ее предки, те, кто после Падения убежал в новый мир, и те, кто не последовал в ссылку вслед за Гансом. У всех портретов были ярко выраженные черты Норфов: серебристо-серые глаза под изогнутыми дугами бровей; высокие, острые скулы; упрямые подбородки — иногда сюда добавлялись и резкие линии высокомерия и жестокости, — привилегией кендаров было ткать лики мертвых такими, какими они их видели, да-да, даже этот дикий, пристальный взгляд или те пальцы, на которых ногти обглоданы до кости.

И все-таки кем были все эти люди? Джейм знала некоторые имена, пришедшие из древних песен, но понятия не имела, какое кому принадлежит. Ее племя уходит, затерявшись во времени. И когда их имена, в конце концов, будут забыты всеми, рассыплются ли и лица, как стерлись уже вон те, самые старые?

«…прошлое былой славы, умирающий Дом…» Но некоторых не стало совсем недавно, они ушли гораздо позже остальных. На дальней западной стене, обрамляя дверь, выходящую во внутренний двор, висели флаги тех, кто был зарезан в ночь страшного кровопролития на Тропах Призраков. Над старой женщиной с волевым подбородком (наверное, это Кинци) располагался гобелен, на который Джейм и пришла посмотреть. Он был единственным, девушке на котором могло быть столько же, сколько ей сейчас.

Она приподняла свечу, будто здороваясь: — Привет, Эрулан.

С первого взгляда на это юное лицо с чуть капризной загадочной улыбкой никто бы не подумал, что это флаг мертвой, скорее уж: «Вот особа, с которой было бы приятно повстречаться». Какой же шок ждал наблюдателя через секунду, когда он понимал, что означает тонкая красная линия, пересекающая шею Эрулан. Девушка всецело предназначалась для того, чтобы любить и быть любимой, и уж никак не для того, чтобы умереть с перерезанным горлом, истекая кровью на руках девочки, впоследствии ставшей матроной Брендана. Теперь казалось, что она погибла, уводя убийц от того места, где была спрятана малышка Тьери. Для Джейм это должно было бы сделать одногодку куда более реальной. Но нет. Ох, как безнадежно — всю зиму пытаться преодолеть широкую пропасть минувших лет, заполненную пеплом погребальных костров. Сожженные мертвые мертвы — и этим сказано все.

Джейм, вздохнув, уже почти отвернулась, когда что-то на флаге привлекло ее внимание. Обычно она вглядывалась только в лицо Эрулан. Сейчас же, однако, что-то такое в одежде погибшей девушки, в разрезе ее туго зашнурованного корсажа… Сердце в груди Джейм ёкнуло от узнавания. Конечно же, это не то же самое платье, которое надето на ней. Те шерстяные нити должны были быть расплетены по одной, даже запачканные кровью, и пойти на основу гобелена, но покрой был так же характерен, как и дразнящая улыбка владелицы: «Ну как, знаешь меня?»

Джейм внезапно тоже ухмыльнулась, зеркально повторив портрет над головой — куда точнее, чем даже сама догадывалась:

— Всю зиму прогуливаться под твоими туфельками, стоять теперь здесь, терпя твои хитрые уловки, было бы лучше, да? Может быть, нам пора наконец-то встретиться, кузина?

Дверь с Переднего Двора открылась, и сквозняк немедленно погасил свечу Джейм.

— А я говорю, что видела, как из-под порога пробивался свет, — обратился темный силуэт в проеме к кому-то позади себя. — Ты говоришь, где-то тут лежит коробка свечей?