Маска бога

Дым оторвался от тела Сынка и пополз к ней. Она невольно отступила на шаг, но нашла в себе силы остановиться, к тому же пятки ударились об обод колодца.

Клубы пальцев обхватили ее пульсирующей волной жара. Девушка задержала дыхание, чтобы не слышать вони, ее лицо словно прижали к лицу самой смерти. Глаза слезились, но сквозь пелену она видела пляшущие по две искры. Нет, глаза: Сожженных Однажды спустили с привязи, и они кружили с голодным видом, ожидая первого толчка. Их бока задевали ноги Джейм, обугленные фаланги скреблись и осыпались, тянулись к лицу. «Не двигайся. Даже не мигай».

— Сгоревший Человек! — слабо слышала она крик Коттилы. — Перестань валять дурака! Это Претендент, победитель, твое истинное дитя, соратник по разрушению, может даже карающий. Отзови своих лизоблюдов!

Уши Джейм даже покоробились от безмолвного протеста пекла. Еще секунда этой хриплой тяжбы, еще только секунда…

«Таааа-ха!»

Приказ бабахнул, как гром, слишком поспешивший за ударом молнии, ощутился скорее толчок, чем звук. Пелена дыма разорвалась на клочки, и прочь понеслись крики:

— Ки-ки-ки-киииии…

Джейм глотнула воздуху и тут же согнулась в приступе кашля. Когда же глаза очистились, она обнаружила, что балансирует на краю колодца, а Сгоревший Человек стоит едва ли в дюжине футов от нее, держа в руках свою голову.

Нет.

Эта черная штука — тот угольный череп, прогоревший до тонкой ломкой оболочки, да и та уже начала крошиться. Измазанный пеплом человек не обращал внимания на сыплющиеся меж пальцев кусочки. Глядя из-под бесчисленных опаленных кос, он рассматривал прежнего Любимца — тот только что, застонав, уселся.

— Так или иначе, — рявкнул на своего сына Чингетай, — все это твоя вина.

Что имел в виду вождь мерикитов под словом «все», он немедленно разъяснил: от многочисленных неудач Сынка, когда он был умеющим лишь хныкать ребенком, до его многочисленных недостатков мужчины. Это была просто поэма, в которой детали только затачивались и отполировывались от повторений. Объект же описания поднялся и слушал, угрюмо нахмурившись. Шаманы-старейшины мельтешили перед своим голым вождем, желая похлопать его по всем частям тела, словно успокаивая взбешенного скакуна.

— Даже это, — ревел вождь, тыча пальцем в Джейм, — будет мне лучшим сыном. — Тут он пригляделся повнимательнее: — Именем Четырех, а кто это?

Маслол встал на цыпочки и зашептал на ухо вождю.

— Мой новый кто? С одобрения Сгоревшего Человека? — Он издал полузадушенный вопль протеста, видно считая, что мир сошел с ума, и вцепился себе в волосы. Жиденькая косичка с правой стороны, сгоревшая почти до корней, почти без натуги оторвалась.

Из колодца вылетел очередной нетерпеливый рык, земля содрогнулась. «Один ритуал, может, и провалился, — подумала Джейм, поспешно отступая от колышущегося края, — но не самый важный». Пока нет. Речная Змея все еще голодна.

— Видишь? — орал Чингетай на своего сына, размахивая заплетенной прядью. — Это была твоя, я начал ее с четырех волосков в день, когда ты выполз на свет. — Он швырнул косу в шахту. Земля проглотила ее, неудовлетворенно ворча. — Ты мертвец, мальчишка, отвергнутый Сгоревшим Человеком и мною! А теперь делай то, для чего был рожден: прыгай в этот чертов колодец!

Посредине обвинения рядом с Лурой и Коттилой появился почти бездыханный Серод, сжимающий Разящего Родню. Джейм смотрела на него, когда Сынок подхватил ее на руки и занес над жерлом колодца.

— Нет! — одновременно закричали девушка и южанин: он — Сынку, она — ему, рванувшемуся вперед с занесенным мечом.

Слишком поздно. С тупым шлепком, который нередко можно услышать в лавке мясника, боевой клинок погрузился в бок мерикита. Сынок пошатнулся и уронил Джейм.

Она пролетела футов десять вглубь голодного горла, прежде чем когти впились в красные стенки, и девушка повисла, цепляясь за трепещущую и кровоточащую поверхность. Сапоги скользили по облепившей шахту слизи. Снизу поднималось урчание и зловонный пар — «хаааааа…» — оставляя ощущение быстрого приближения чего-то огромного.

Ноги нашли опору — какой-то наклонный выступ, потом еще один. Джейм вскарабкалась, почти процарапав себе путь между запятнанными зазубринами, чувствуя, как вздуваются стенки колодца, словно их мускульная оболочка начала сокращаться. Вот наконец и губы…

Снаружи стоял Сынок, он качался, обняв себя руками, будто пытаясь остановить струю крови. Сероду каким-то образом удалось извлечь Разящего Родню, южанин, пятясь, упал назад, пораженный ужасом. На лице мерикита застыло недоумение, он был не в силах поверить, что с ним может приключиться такое — с ним, не с кем-нибудь. Шок еще даже не дал ему почувствовать укуса собственной смерти.

«Хаааааааа!..» — поднималась Речная Змея, алчущая, взбудораженная запахом крови.