Маска Черного Тюльпана

Майлз не успел точно определить, как он изменит анатомию Вона (и наплевать, если граф не уцелеет для допроса), потому что в этот самый миг он наткнулся на что-то по-человечески теплое, которое очень по-женски ойкнуло, столкнувшись с ним.

Майлз автоматически схватил даму за плечи, чтобы она не упала. Оба они пошатнулись. Маска ее упала на пол, голова запрокинулась, и Майлз увидел знакомый овал бледного лица, и в этот момент мисс Селвик выпалила:

— Майлз?

— Генриетта?! — не веря своим глазам, воскликнул Майлз, крепче сжимая девушку за плечи, словно боясь, что она исчезнет, если он ее отпустит.

Взгляд Майлза с тревогой скользнул по ее лицу — чудесные знакомые, чуть раскосые глаза, маленький прямой нос, губы, приоткрытые от удивления и радости.

— Черт бы тебя побрал, ты знаешь, как я волновался? — осипшим голосом проговорил он и, не успев передумать, не успев вспомнить, что она сестра его лучшего друга и они стоят в коридоре дома, возможно, смертельно опасного французского шпиона, не успев вспомнить ничего, кроме того, что это Генриетта и она цела и невредима, а он так доволен, что сейчас лопнет, Майлз крепко-крепко обнял ее и принялся целовать.

Глава девятнадцатая

Условленная встреча: рандеву с агентом под видом любовного свидания.

Из личной шифровальной книги Розовой Гвоздики

Генриетте понадобилось некоторое время, чтобы осознать — ее действительно и по-настоящему целует Майлз. Он завладел ее губами с пылом, порожденным тревогой, и так стиснул в объятиях, что несносный корсет впился ей в спину и воздух, еще остававшийся у нее в легких, передумал там задерживаться. Генриетте было безразлично. Она обхватила Майлза за шею, не менее тесно прильнув к нему и упиваясь теплотой его кожи, ощущаемой сквозь полотно рубашки, ароматом сандалового дерева и сигар, тем, как щекотали ей пальцы мягкие кончики его волос.

— Боже, Генриетта, — бормотал Майлз, без конца целуя уголок ее рта, словно боялся оторваться от него, даже чтобы говорить, — я так переживал. Когда я думал, — поцелуй, — что мог сделать, — поцелуй, поцелуй, — с тобой этот человек…

Генриетта прервала его на полуслове, просто приподнявшись на цыпочки и заставив замолчать поцелуем. Губы Майлза немного отдавали бренди, солью, опьяняли — хотя Генриетте совсем не требовались опьяняющие средства; она испытывала восхитительное головокружение, как в тот вечер, когда Майлз потихоньку принес ей первый в ее жизни бокал шампанского.

Майлз быстро потерял всякий интерес к продолжению своих речей, его губы потянулись к губам Генриетты, он запустил руку в волосы девушки, поудобнее наклоняя ее голову. Беспокойные пальцы Майлза вытащили один из больших жемчужных гребней, украшавших старинную прическу. Гребень со стуком упал на паркетный пол, и звук этот отозвался в затуманенном мозгу Майлза перезвоном тысячи предостерегающих колоколов.

Майлз отпустил Генриетту, попятился назад с остекленевшим взглядом и колотящимся сердцем.

Тем временем его мозг, вернувшийся из кратковременной отлучки, громко выкрикивал проклятия. Некоторые другие части тела тоже требовали внимания, но Майлз их проигнорировал. Они и так уже навлекли на него достаточно неприятностей. Он мысленно чертыхнулся. Неужели он действительно целовал Генриетту? Грезы наяву, галлюцинация! Майлз наткнулся взглядом на сияющие глаза и распухшие губы. Весьма убедительная галлюцинация!

— Как… э… хорошо, что с тобой ничего не случилось, — неловко сказал он, засовывая руки в карманы.

— Угу, — согласилась Генриетта, улыбаясь и повернув к нему голову под таким углом, что практически приглашала… Майлз отступил еще на один шаг; он и пальцы скрестил бы против сглаза, если бы считал, что это ему поможет. Помоги ему Бог, но он только и хочет снова поцеловать ее. Майлз поймал себя на том, что обращается к Творцу в столь личных выражениях, каких не употреблял уже много лет.

Поскольку Бог, похоже, не захотел помочь ему, послав в качестве отвлекающего маневра удар грома или что-то подобное — Доррингтон мрачно подумал, что заслуживает хотя бы одного удара молнии по своему непробиваемому черепу, — Майлз нашел убежище в негодовании.

— Что, — потребовал он, когда Генриетта наклонилась, чтобы поднять упавшее личное снаряжение, — ты делала, разгуливая подобным образом в одиночестве?

— Искала тебя, — весело улыбнулась она.

— Ты не могла подождать рядом с герцогиней?

— Ты видел сегодня герцогиню? — Генриетта села на пятки и кое-как воткнула жемчужный гребень назад в волосы. — Благодарю, но я предпочитаю попытать счастья здесь. Э… ты не поможешь мне встать? Этот кринолин — форменный кошмар.

Майлз посмотрел вниз. Это было ошибкой. С нынешнего своего положения он не увидел ничего, кроме грудей. Прекрасных, пышных, соблазнительных грудей, выпиравших над квадратным вырезом корсажа. Чего она добивается — его смерти?