— Это далеко? — запоздало спросила я, закутывая плечи в позаимствованную пашмину. Ворвавшийся в открытую дверь воздух пробрался сквозь тонкую ткань платья Серены, и я пожалела, что не надела чулки. Я начала прикидывать, во что же я ввязалась. Когда ранее мы подъезжали к поместью, никаких руин я не заметила, и хотя мой энтузиазм в отношении разрушающихся сооружений превосходит все границы, неплохо, чтобы он немного соотносился с тканью, непрактичными каблуками и перспективой за что-нибудь зацепиться в темноте. И поверьте мне: если есть за что зацепиться, я это найду.
Сэлли посмотрела на Колина, но тот лишь пожал плечами.
— Не очень, — сказал он в той неинформативной мужской манере, которая может означать какое угодно расстояние — от одного квартала до Внешних Гебридских островов, до которых добраться можно только через занесенные снегом горные перевалы.
Надо отдать ему должное: он, возможно, собирался дать более развернутый ответ, — но дальнейшее описание было прервано цоканьем каблуков и голосом, звавшим Сэлли.
— Может, проигнорируем? — предложила я.
— О, невинная юность, — пробормотал Колин. Я хлестнула его по руке свободным концом пашмины. И когда это во мне развилась склонность к непреднамеренному насилию? Сначала светящаяся палочка, теперь пашмина… Разумеется, существовало одно очень хорошее объяснение, но мне оно не нравилось, поэтому я оставила его без внимания.
Голос Джоан нелегко было проигнорировать. И он приближался.
— Сэлли!
Сэлли со стоном возмущенно расправила плечи.
— Хотела бы я знать, что на сей раз? Идите без меня.
— Точно?
Сэлли махнула рукой, отправляя нас.
— Колин дорогу знает. Я догоню, как только смогу. Иду, Джоан!
— Значит, только мы, — сказал Колин, включая фонарик. Призрачный круг желтого света появился на земле в ярде от нас, с жутковатой четкостью высветив мертвые стебли травы.
— И призрак, — заметила я.
— Для дуэньи, — отозвался Колин, закрывая за нами дверь, — он слишком бесплотен. Идем?
Он чувствовал необходимость в дуэнье? Я решила не углубляться в уточнения, это могло показаться кокетством, и если он уже причитает по поводу нехватки дуэньи, меньше всего мне хочется создать у него впечатление, будто я вешаюсь ему на шею.
Надо отдать Колину должное: он действительно вел себя более чем порядочно по отношению к нежеланной гостье. Я силой вырвала у него приглашение, и он был вправе оставить меня одну в библиотеке. Он мог не готовить мне ужин, не гулять вместе со мной и не брать с собой на вечеринку. Если уж на то пошло, он вел себя исключительно хорошо, а я… что ж, давайте скажем, что я пока что не слишком гордилась своим поведением.
Поэтому, пропустив замечание про дуэнью, я просто сказала:
— Идем.
Тонкий лучик света колебался перед нами, узкая связь с теплом, светом и цивилизацией. На мгновение я с тоской вспомнила столик с напитками. Но как часто доводится выследить призрак в его логове? Поплотнее завернувшись в позаимствованную пашмину, я, спотыкаясь, пойма рядом с Колином к одинокой келье монаха-призрака.
Глава двадцать третья
Призрак:
У призраков нет ног.
Генриетте понадобилось несколько мгновений, чтобы сообразить: видит она вовсе не духа из потустороннего мира, а человека, задумавшего мошенничество. Хотя Майлз и Ричард утверждали обратное, монаха-призрака не существовало. А если бы и существовал, то навряд ли оставил бы Донвеллское аббатство и пошел навестить соседей и уж точно не наступил бы на сучок.
Если Майлз повторяет свое знаменитое появление в облике монаха-призрака из Донвеллского аббатства…
Генриетта встала со скамьи и направилась к дому; ее темно-синее саржевое платье прекрасно сливалось с тенью.
Когда же девушка вышла из-под защиты розария, к ней вернулся здравый смысл. Это не мог быть Майлз. Человек способен прибавить себе росту, но редко — уменьшить его, а фигура, остановившаяся перед дверью в гостиную, определенно была ниже и худощавее Майлза.
А если это не Майлз… о Господи!
В своем негодовании на Майлза Генриетта почти умудрилась забыть, что они находятся под наблюдением французского министерства полиции. Было бы куда спокойнее, если б фигура в плаще с капюшоном оказалась Майлзом.
Генриетту стали одолевать ужасные мысли о смертельно опасных тайных агентах, к которым примешалась доля возмущения наглостью, неслыханной наглостью французов, посмевших последовать за ними до всегда безопасного и мирного Селвик-Холла. Одно дело — охотиться на шпионов, и совсем другое — когда эти шпионы вторгаются в твой дом. Генриетта упрямо выпятила подбородок, что не сулило ничего хорошего тайной полиции Наполеона. Однако беззастенчивость данного агента, проследившего за ней до поместья, имела одно преимущество: она делала его легкой добычей.