Маска Димитриоса

— Светское общество, — оглядываясь, бросил Мышкин. Он завладел меню и после некоторого размышления выбрал самое дорогое блюдо. Они запивали еду густым вином из Смирны. Мышкин стал рассказывать про свою жизнь: 1918 год — в Одессе, 1919-й — в Стамбуле, 1921-й — в Смирне. Большевики. Армия Врангеля. Потом Киев. Женщина по кличке Мясник. Скотобойню использовали в качестве тюрьмы… какая разница, ведь тюрьма сама стала скотобойней. Ужасные, отвратительные зверства. Союзническая оккупационная армия. Благородные англичане. Помощь Америки. Клопы в постелях. Сыпной тиф. Пулеметы «Викерс». И греки, Боже, греки! Только и ждут, когда можно будет прибрать к рукам богатство. Кемалисты.

Он все бубнил и бубнил, а снаружи — там, где не было сигаретного дыма, красного плюша, позолоты и белых скатертей — аметистовые сумерки превращались в ночь.

Тут принесли еще одну бутылку вина. Латимер стал засыпать.

— И после всех этих безумств, куда мы пришли? — вопрошал Мышкин. Его английский становился все хуже и хуже. Влажная нижняя губа затрепетала от эмоций. Он решительно уставился на Латимера, и этот пристальный взгляд пьяного человека говорил о том, что его сейчас потянет на философию. — И куда мы пришли? — повторил он и стукнул по столу.

— В Смирну, — ответил Латимер, вдруг осознав, что выпил слишком много вина.

Мышкин в раздражении покачал головой.

— Мы стремительно катимся, черт возьми, в ад. Вы марксист?

— Нет.

Мышкин доверительно склонился к нему.

— Я тоже.

Он дернул Латимера за рукав, и его губы сильно задрожали.

— Я жулик.

— Да неужели?

— Да. — Его глаза наполнились слезами. — И черт возьми, я здорово вас надул.

— Надули?

— Точно. — Он порылся в кармане. — Вы не сноб. Заберите свои пятьдесят пиастров.

— С какой стати?

— Заберите. — По щекам, смешиваясь с потом, заструились слезы, собираясь на кончике подбородка. — Я вас обманул. Черт возьми, нет никакого друга, никому не нужно платить, нет разрешения, ничего нет.

— Вы что, сами сочинили эти документы?

Мышкин подскочил от удивления.

— Je ne suis pas un faussaire,[7] — заявил он. — Этот тип пришел ко мне еще три месяца назад. С помощью огромных взяток, — Мышкин многозначительно ткнул пальцем в потолок, — огромных, понимаете, он получил разрешение исследовать архивы документов по убийству Шолема. Досье оказалось на древнеарабском, и мне принесли для перевода фотографии страниц. Он их, конечно, забрал обратно, но сам перевод я сохранил. Теперь понимаете? Вы переплатили пятьдесят пиастров. Тьфу! Я легко мог бы обдурить вас на все пятьсот… Увы, я слишком мягкий.

— Что он собирался делать с этой информацией?

Мышкин надулся.

— А не сую нос не в свои дела.

— Как он выглядел?

— Похож на француза.

— В каком смысле на француза?

Мышкин промолчал, его голова опустилась на грудь. Спустя пару секунд он поднял голову и уставился на Латимера стеклянными глазами. По мертвенно-бледному лицу Латимер догадался, что его сейчас стошнит. Губы Мышкина двигались.

— Je ne suis pas un faussaire… Три сотни пиастров, очень дешево!

Он вдруг встал, пробормотал: «Простите» — и быстро направился в сторону туалета.

Латимер подождал какое-то время. Затем оплатил счет и пошел на поиски. Из туалета был еще один выход. Мышкин исчез. И Латимер пешком вернулся в отель.

С балкона номера открывался вид на залив и горы. Взошла луна, и ее отражение проблескивало сквозь клубок кливеров на кораблях, стоящих вдоль причала. Прожекторы турецкого крейсера, бросившего якорь за пределами порта, длинными белыми пальцами шарили туда-сюда, задевая вершины холмов и затухая вдали. В гавани и на склонах над городом сверкали крошечные огоньки. Легкий теплый ветерок, дующий с моря, шевелил во дворе листья каучукового дерева. Где-то в отеле смеялась женщина. В отдалении патефон играл танго; пластинка вращалась слишком быстро, и звук получался высокий и надрывный.

Латимер закурил последнюю сигарету, в сотый раз прокручивая в голове мысль: зачем человеку, который выглядел как француз, могло понадобиться досье на убийцу Шолема. Выбросив сигарету, он пожал плечами. Скорее всего тот человек интересовался не Димитриосом.

4 Мистер Питерс

Спустя два дня Латимер уехал из Смирны. Мышкина он больше не встречал.