Читаем Маска и душа полностью

Въ отличiе отъ Москвы, гдѣ жизни давали тонъ культурное купечество и интеллигенцiя, тонъ Петербургу давалъ, конечно, дворъ, а затѣмъ аристократiя и крупная бюрократiя. Какъ и въ Москвѣ, я съ «обществомъ» сталкивался мало, но положенiе виднаго пѣвца Императорской сцены время отъ времени ставило меня въ необходимость принимать приглашенiя на вечера и рауты большого свѣта.

Высокiе «антрепренеры» Императорскихъ театровъ, въ общемъ, очень мало удѣляли имъ личнаго внимания. Интересовалась сценой Екатерина Великая, но ея отношенiе къ столичному театру было приблизительно такое же, какое было, вѣроятно, у помѣщика къ своему деревенскому театру, построенному для забавы съ участiемъ въ немъ крѣпостныхъ людей. Едва ли интересовался театромъ Императоръ Александръ I. Его вниманiе было слишкомъ поглощено театромъ военныхъ дѣйствiй, на которомъ выступалъ величайшiй изъ актеровъ своего времени — Наполеонъ…

Изъ россiйскихъ Императоровъ ближе всѣхъ къ театру стоялъ Николай I. Онъ относился къ нему уже не какъ помѣщикъ-крѣпостникъ, а какъ магнатъ и владыка, при чѣмъ снисходилъ къ актеру величественно и въ то же время фамильярно. Онъ часто проникалъ черезъ маленькую дверцу на сцену и любилъ болтать съ актерами (преимущественно драматическими), забавляясь остротами своихъ талантливѣйшихъ вѣрноподданныхъ. Отъ этихъ государевыхъ посѣщенiй кулисъ остался очень курьезный анекдотъ.

Николай I, находясь во время антракта на сценѣ и разговаривая съ актерами, обратился въ шутку къ знаменитѣйшему изъ нихъ, Каратыгину:

— Вотъ ты, Каратыгинъ, очень ловко можешь притворяться кѣмъ угодно. Это мнѣ нравится.

Каратыгинъ, поблагодаривъ Государя за комплиментъ, согласился съ нимъ и сказалъ:

— Да, Ваше Величество, могу дѣйствительно играть и нищихъ, и царей.

— А вотъ меня ты, пожалуй, и не сыгралъ бы, — шутливо замѣтилъ Николай.

— А позвольте, Ваше Величество, даже сiю минуту передъ Вами я изображу Васъ.

Добродушно въ эту минуту настроенный царь заинтересовался — какъ это такъ? Пристально посмотрит на Каратыгина и сказалъ уже болѣе серьезно:

— Ну, попробуй.

Каратыгинъ немедленно сталъ въ позу, наиболѣе характерную для Николая I, и, обратившись къ тутъ же находившемуся Директору Императорскихъ театровъ Гедеонову, голосомъ, похожимъ на голосъ Императора, произнесъ:

— Послушай, Гедеоновъ. Распорядись завтра въ 12 часовъ выдать Каратыгину двойной окладъ жалованья за этотъ мѣсяцъ.

Государь разсмѣялся:

— Гм… Гм… Недурно играешь.

Распрощался и ушелъ. На другой день въ 12 часовъ Каратыгинъ получилъ, конечно, двойной окладъ.

172 Александръ II посѣщалъ театры очень рѣдко, по торжественнымъ случаямъ. Былъ къ нимъ равнодушенъ. Александръ III любилъ ходить въ оперу и особенно любилъ «Мефистофеля» Бойто. Ему нравилось, какъ въ прологѣ въ небесахъ у Саваоѳа перекликаются трубы-тромбоны. Ему перекличка тромбоновъ нравилась потому, что самъ, кажется, былъ пристрастенъ къ тромбонамъ, играя на нихъ.

Послѣднiй Императоръ, Николай II, любилъ театръ преимущественно за замѣчательные балеты Чайковскаго, но ходилъ и въ оперу, и въ драму. Мнѣ случалось видѣть его въ ложе добродушно смеющимся отъ игры Варламова или Давыдова.

Николай II, разумѣется, не снисходилъ до того, чтобы придти на подмостки сцены къ актерамъ, какъ Николай I, но зато иногда въ антрактахъ приглашалъ артистовъ къ себѣ въ ложу. Приходилось и мнѣ быть званнымъ въ Императорскую ложу. Приходилъ директоръ театра и говорилъ:

— Шаляпинъ, пойдемте со мною. Васъ желаетъ видѣть Государь.

Представлялся я Государю въ гримѣ — Царя Бориса, Олоферна, Мефистофеля.

Царь говорилъ комплименты:

— Вы хорошо пѣли.

Но мнѣ всегда казалось, что я былъ приглашаемъ больше изъ любопытства посмотреть вблизи, какъ я загримированъ, какъ у меня наклеенъ носъ, какъ приклеена борода. Я это думалъ потому, что въ ложѣ всегда бывали дамы, великiя княгини и фрейлины. И когда я входилъ къ ложу, онѣ какъ то облѣпляли меня взглядами. Ихъ глаза буквально ощупывали мой носъ, бороду.

Очень мило, немного капризно, спрашивали:

— Какъ это вы устроили носъ? Пластырь?

Иногда Царь приглашалъ меня пѣть къ себѣ, вѣрнѣе, во дворецъ какого нибудь великаго князя, куда вечеромъ послѣ обѣда прѣзжалъ запросто въ тужуркѣ. Обыкновенно это происходило такъ. Прискачетъ гонецъ отъ великаго князя и скажетъ:

— Меня прислалъ къ вамъ великiй князь такой то и поручилъ сказать, что сегодняшнiй вечеръ въ его дворцѣ будеть Государь, который изъявилъ желанiе послушать ваше пѣнiе.

Одетый во фракъ, я вечеромъ ѣхалъ во дворецъ. Въ такихъ случаяхъ во дворецъ приглашались и другiе артисты. Пѣлъ иногда русскiй хоръ Т.И.Филиппова, синодальные пѣвчiе, митрополичiй хоръ.

Помню такой случай. Закончили программу. Царская семья удалилась въ другую комнату, вѣроятно, выпить шампанское. Черезъ нѣкоторое время великiй князь Сергѣй Михайловичъ на маленькомъ серебряномъ подносѣ вынесъ мнѣ шампанское въ чудесномъ стаканѣ венецiанскаго издѣлiя. Остановился передо мною во весь свой большой ростъ и сказалъ, держа въ рукахъ подносъ:

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное