— Шаляпинъ, мнѣ Государь поручилъ предложить вамъ стаканъ шампанскаго въ благодарность за ваше пѣнiе, чтобы вы выпили за здоровье Его Величества.
Я взялъ стаканъ, молча выпилъ содержимое, и, чтобы сгладить немного показавшуюся мнѣ неловкость, посмотрѣлъ на великаго князя, посмотрѣлъ на подносъ, съ которымъ онъ стоялъ въ ожиданiи стакана, и сказалъ:
— Прошу Ваше Высочество, передайте Государю Императору, что Шаляпинъ на память объ этомъ знаменательномъ случаѣ стаканъ взялъ съ собой домой.
Конечно, князю ничего не осталось, какъ улыбнуться и отнести подносъ пустымъ.
Спустя нѣкоторое время я какъ то снова былъ позванъ въ ложу Государя. Одна изъ великихъ княгинь, находившаяся въ ложѣ, показывая мнѣ лопнувшiя отъ апплодисментовъ перчатки, промолвила:
— Видите, до чего вы меня доводите, Вообще, вы такой артистъ, который любитъ разорять. Въ прошлый разъ вы мнѣ разрознили дюжину венецiанскихъ стакановъ.
Я «оперъ на грудь» голосъ и отвѣтилъ:
— Ваше высочество, дюжина эта очень легко возстановится, если къ исчезнувшему стакану присоединятся другiе одинадцать…
Великая княгиня очень мило улыбнулась, но остроумiя моего не оцѣнила. Стаканъ оставался у меня горевать въ одиночества. Гдѣ онъ горюетъ теперь?..
При Дворѣ не было, вѣроятно, большого размаха въ весельѣ и забавахъ. Поэтому время отъ времени придумывалось какое нибудь экстравагантное развлеченiе внѣшняго порядка — костюмированный балъ и устройство при этомъ балѣ спектакля, но не въ большихъ театрахъ, а въ придворномъ маленькомъ театрѣ «Эрмитажъ». Отсюда эти царскiе спектакли получили названiе эрмитажныхъ.
Въ приглашенiяхъ, которыя разсылались наиболѣе родовитымъ дворянамъ, указывалось, въ костюмахъ какой эпохи надлежитъ явиться приглашеннымъ. Почти всегда это были костюмы русскаго 16-го или 17-го вѣка. Забавно было видѣть русскихъ аристократовъ, разговаривавшихъ съ легкимъ иностраннымъ акцентомъ, въ чрезвычайно богато, но безвкусно сдѣланныхъ боярскихъ костюмахъ 17-го столѣтiя. Выглядѣли они въ нихъ уродливо и, по совѣсти говоря, дѣлалось неловко, непрiятно и скучно смотрѣть на эту забаву тѣмъ болѣе, что въ ней отсутствовалъ смѣхъ. Серьезно и значительно сидѣлъ посредине зала Государь Императоръ, а мы, также одетые въ русскiе боярскiе костюмы 17-го вѣка, изображали сцену изъ «Бориса Годунова».
Серьезно я распоряжался съ княземъ Шуйскимъ: бралъ его за шиворотъ дареной ему мною же, Годуновымъ, шубы и ставилъ его на колѣни. Бояре изъ зала шибко апплодировали… Въ антрактѣ послѣ сцены, когда я вышелъ въ продолговатый залъ покурить, ко мнѣ подошелъ старый великiй князь Владимiръ Александровичъ и, похваливъ меня, сказалъ:
— Сцена съ Шуйскимъ проявлена вами очень сильно и характерно.
На что я весьма глухо отвѣтилъ:
— Старался, Ваше Высочество, обратить вниманiе кого слѣдуетъ, какъ надо разговаривать иногда съ боярами…
Великiй князь не ожидалъ такого отвѣта. Онъ посмотрѣлъ на меня расширенными глазами — вѣроятно, ему въ первую минуту почудился въ моихъ словахъ мотивъ рабочей «Дубинушки», но сейчасъ же понялъ, что я имѣю въ виду дубину Петра Великаго, и громко разсмѣялся.
Если бы то, что я разумѣлъ моей фразой, было хорошо сознано самими царями, вторая часть моей книги не была бы, вѣроятно, посвящена описанiю моей жизни подъ большевиками.
Конецъ первой части.
Часть вторая
I. Кануны