Маска и душа

И Сенька, который уже въ десятомъ поту, долженъ до двѣнадцатаго поту сучокъ-отъ рубить.

Много на Руси охотниковъ понаблюдать. И вотъ эти любители наблюдать набросились при коммунизмѣ на русскiй театръ. Во время революцiи большую власть надъ театромъ забрали у насъ разные проходимцы и театральныя дамы, никакого въ сущности отношенiя къ театру не имѣвшiя. Обвиняли моего милаго друга Теляковскаго въ томъ, что онъ кавалеристъ, а директорствуетъ въ Императорскихъ театрахъ. Но Теляковскiй въ своей полковой конюшнѣ больше передумалъ о театрѣ, чѣмъ эти проходимцы и дамы-наблюдательницы во всю свою жизнь. Но онѣ были коммунистки или жены коммунистовъ, и этого было достаточно для того, чтобы ихъ понятiя объ искусствѣ и о томъ, что нужно «народу» въ театрѣ — становились законами. Я все яснѣе видѣлъ, что никому не нужно то, что я могу дѣлать, что никакого смысла въ моей работѣ нѣтъ. По всей линiи торжествовали взгляды моего «друга» Куклина, сводившiеся къ тому, что кромѣ пролетарiата никто не имѣетъ никакихъ основанiй существовать, и что мы, актеришки, ничего не понимаемъ. Надо-де намъ что нибудь выдумать для пролетарiата и представить… И этотъ духъ проникалъ во всѣ поры жизни, составлялъ самую суть совѣтскаго режима въ театрахъ. Это онъ убивалъ и замораживалъ умъ, опустошалъ сердце и вселялъ въ душу отчаянiе.

72

Кто же они, сей духъ породившiе?

Одни говорятъ, что это кровопiйцы; другiе говорятъ, что это бандиты; третьи говорятъ, что это подкупленные люди, подкупленные для того, чтобы погубить Россiю. По совести долженъ сказать, что, хотя крови пролито много, и жестокости было много, и гибелью, дѣйствительно, вѣяло надъ нашей родиной, — эти объясненiя большевизма кажутся мнѣ лубочными и чрезвычайно поверхностными. Мнѣ кажется, что все это проще и сложнѣе, въ одно и то же время. Въ томъ соединенiи глупости и жестокости, Содома и Навуходоносора, какимъ является совѣтскiй режимъ, я вижу нѣчто подлинно-россiйское. Во всѣхъ видахъ, формахъ и степеняхъ — это наше родное уродство.

Я не могу быть до такой степени слѣпымъ и пристрастнымъ, чтобы не заметить, что въ самой глубокой основѣ большевистскаго движенiя лежало какое то стремленiе къ дѣйствительному переустройству жизни на болѣе справедливыхъ, какъ казалось Ленину и нѣкоторымъ другимъ его сподвижникамъ, началахъ. Не простые же это были, въ концѣ концовъ, «воры и супостаты». Беда же была въ томъ, что наши россiйскiе строители никакъ не могли унизить себя до того, чтобы задумать обыкновенное человѣческое зданiе по разумному человѣческому плану, а непременно желали построить «башню до небесъ» — Вавилонскую башню!.. Не могли они удовлетвориться обыкновеннымъ здоровымъ и бодрымъ шагомъ, какимъ человѣкъ идетъ на работу, какимъ онъ съ работы возвращается домой — они должны рвануться въ будущее семимильными шагами… «Отрѣчемся отъ стараго мiра» — и вотъ, надо сейчасъ же вымести старый мiръ такъ основательно, чтобы не осталось ни корня, ни пылинки. И главное — удивительно знаютъ все наши россiйскiе умники. Они знаютъ, какъ горбатенькаго сапожника сразу превратить въ Аполлона Бельведерскаго; знаютъ, какъ научить зайца зажигать спички; знаютъ, что нужно этому зайцу для его счастья; знаютъ, что черезъ двѣсти лѣтъ будетъ нужно потомкамъ этого зайца для ихъ счастья. Есть такiе заумные футуристы, которые на картинахъ пишутъ какiя то сковороды со струнами, какiе то треугольники съ селезенкой и сердцемъ, а когда зритель недоумѣваетъ и спрашиваетъ, что это такое? — они отвѣчаютъ: «это искусство будущаго»… Точно такое же искусство будущаго творили наши россiскiе строители. Они знаютъ! И такъ непостижимо въ этомъ своемъ знанiи они увѣрены, что самое малейшее несогласiе съ ихъ формулой жизни они признаютъ зловреднымъ и упрямымъ кощунствомъ, и за него жестоко караютъ.

Такимъ образомъ произошло то, что всѣ «медали» обернулись въ русской дѣйствительности своей оборотной стороной. «Свобода» превратилось въ тираннiю, «братство» — въ гражданскую войну, а «равенство» привело къ приниженiю всякаго, кто смеетъ поднять голову выше уровня болота. Строительство приняло форму сплошного раарушенiя, и «любовь къ будущему человѣчеству» вылилась въ ненависть и пытку для современниковъ.

Я очень люблю поэму Александра Блока — «Двѣнадцать» — несмотря на ея конецъ, котораго я не чувствую: въ большевистской процессiи я Христа «въ бѣломъ венчике изъ розъ» не разглядѣлъ. Но въ поэме Блока замѣчательно сплетенiе двухъ разнородныхъ музыкальныхъ темъ. Тамъ слышна сухая, механическая поступь революцiонной жандармерiи:

Революцiонный держите шагъ —
Неугомонный не дремлетъ врагъ…

Это — «Капиталъ», Марксъ, Лозанна, Ленинъ… И вмѣстѣ съ этимъ слышится лихая, озорная русская завируха-метель: