Маска и душа

И губернатор открыл какую то большую папку с бумагами, лежавшую на его рабочем столе. Порылся в ней, вынул бумажку и, протянув ее мне, сказал — «читайте».

— Не про меня это писано, — подумал я, когда в заголовке прочитал подчеркнутое слово конфиденциально. Сбоку на левой стороне бумаги было напечатано М.В.Д. Департамента Полиции. А там дальше губерния, как говорится, писала, что, мол до нашего сведения дошло, что артист Шаляпин отправился по городам Российской Империи устраивать всевозможные вечера, спектакли и концерты с целью революционной пропаганды, и что посему местным властям предписывается обратить на выступления онаго Шаляпина особливое внимание.

Я всегда думал, что по поводу меня больше меня самого знают газеты, а вот оказывается, что Департамент Полиции знает про меня еще больше, чем даже газеты! Удивился. Но я в то же время почувствовал, что предо мною сидит не просто губернатор, а порядочный человек, и я с ним заговорил по-человечески. Я его уверил совершенно искренне, что никакой революционной пропаганды я и в помыслах не имел, что я просто желаю петь для людей, неспособных платить, что я это уже не раз делывал. Я высказал при этом соображение, что отказ произведет на рабочих тяжелое впечатление и еще больше раздразнит их против властей. Генерал меня понял и дал разрешение, но при этом сказал:

— Все дальнейшия вещи будут уже зависеть от полицеймейстера и пристава. Поладьте с ними, как можете.

50

Киевский полицеймейстер оказался милым человеком. Он заявил, что к устройству концерта с его стороны препятствий не имеется. Но тут возникло новое затруднение, которое надо было как нибудь устранить. Из разговора с делегатами рабочих я понял, что было бы лучше, если бы охрана порядка на концерте была бы поручена самим рабочим. Делегаты говорили, что присутствие в цирке полицейских в мундирах может, пожалуй, вызвать раздражение и случайно повлечь за собою нежелательный скандал. Это уже надо было улаживать с местным участковым приставом, и я к нему отправился сам.

Странный и смешной был этот представитель полицейской власти. Когда я позвонился к нему на квартиру, открыла мне дверь украинская дивчина, — горничная, повидимому, и на вопрос, могу ли я увидеть пристава, ответила, что сейчас спросит Его Благородие:

— Кажысь, воны в ванной.

Ушла, через минуту вернулась и сказала, что если я не чувствую неловкости в этом, то «воны» просять меня пожаловать в ванную. Я вспомнил знаменитый анекдот о Мадам де Сталь и Наполеоне и подумал, что пристав также, вероятно, думаеть, что гений не имеет пола… Нечего делать — иду в ванную. Можете представить себе, как мне было интересно увидеть моего милаго пристава в столь благосклонном ко мне положении. Я еще в гостиннице приготовил программу речи, но увы, по программе мне говорить не пришлось.

— Здравствуйте, г. артист! — заговорил пристав с. украинским акцентом. — Отжешь, ей Богу, как я рад, что вы пришлы ко мне. Может разрешите чокнуться за ваше здоровье?..

Он сидл в ванной выше грудей в воде, а из воды выплывали жирныя, белыя плечи, под синеватым носом распухали темнокожанные усы. Над каждым глазом было по брови, но каждая из этих бровей была отпущена моему приятелю на троих или четырех таких же приставов. Говоря, что хотел бы со мною чокнуться, он как то сипловато из подводной глубины живота смеялся, открыв рот. Тут я заметил, что во рту у него есть золото и чернядь… Перед ним, поперек ванны, лежала доска, а на доске стояла бутылка водки, порядочно роспитая, и что-то вроде студня и соленых огурцов. Хоть час для меня был неурочный, но я сейчас же сообразил, что отказываться от его угощения тоже неурочно… Я моментально принял вид размашистаго весельчака и присел к нему на трехножную какую-то табуретку.

— Квиток! — закричал пристав.

Показалась дивчина. Ей приказано было принести второй стакан, как можно скорее.

— Ну, вот, ишь, ведь, как вы пожаловали. Уже вы мене извините, а я знаете сам доктор. Университетов я не кончал, а соображаю самовластно. От мне говорят, что нельзя пить водки, что будто бы прожигает, так я, знаете, десять минуть провожу в холодной воде. Так что одно исключает другое.

Я ему на это, что, дескать, сам особенно докторам не доверяю, а вот такия народныя средства люблю и уважаю.

— Так, ведь про вас говорят, что вы из народа.

Чокнулись, выпили, закусили огурцом.

— Вот говорю — концерт… Извините — ваше имя-отчество?

— Акакий Хрисанфович.

Обясняю мое дело.

Мой собеседник, несколько выплыв наверх из воды, показал две выпуклый, покрытыя волосами груди.

— То-есть, почему же для рабочих, и как же это так безплатно? Да как же это — всем рабочим? Ихь же у нас сотни тысяч. Губернатор разрешил?

— Разрешил и полицеймейстер. Но сказали, что и к вам нужно обратиться, — безсовестно лгу я.

Откашлялся пристав.

— Так шож я могу вам сделать, если губернатор и полицеймейстер разрешили.

Когда я обяснил, что мне от него надо, пристав вытаращил на меня глаза, с минуту дожевывал минуть пять тому назад разжеванный огурец, вздохнул, голос его упал, как неудавшееся тесто, и он как то безкостно сказал: