– Начальству… Чтоб оно сдохло, то начальство! Думаешь, почему меня Петренко на работу взял? Из чувства вины? Нет, чтобы вину чувствовать, совесть иметь нужно, а у него она чистая – не пользовался ею ни разу. Ему удовольствие доставляет смотреть, как я каждый день его кабинет убираю! Раньше он подо мной ходил, а теперь, поди ж ты, начальник, чтоб ему пусто было! Я вот что думаю: он с тем, другим, в маске, еще в восемьдесят третьем спелся … Тот тип Петренко с карьерой помогал, а тот его прикрывал, и делает это до сих пор. Мой тебе совет: уж коли влез в это дело, будь осторожен, не верь никому и ничему! То, что тебя Вадим пугал, будто на пенсию выгонит – это все ерунда, он и сам хорошо это понимает, а вот подставить тебя – это ему запросто.
– И что посоветуете?
– Ну… Никаких документов чтоб не было в служебном кабинете, никаких разговоров по служебному телефону. Папочку с делом в архив сдай, ты ее, небось, наизусть уже выучил? А не выучил – ксерокс сделай, а лучше выписку. И вообще, разверни активную деятельность в совершенно ином направлении. Вон, слышала, у тебя там сатанисты на горизонте нарисовались, ими и займись, пускай все видят – ты одумался… И вот еще что, не вздумай интересоваться ТЕМ делом. Ну, ты понял, о чем я. Одно слово о том, что случилось двадцать лет тому назад, и ты – и труп.
– Но как же тогда?..
– Никак, – оборвала его баба Шура. – До седых волос дожил, а рассуждаешь, как практикан! Окольными путями. Я вот расскажу, что помню. Даже больше… У меня и записи кой-какие сохранились. Надеюсь. Я погляжу…
– Зачем вам это?
– Глупый вопрос, хотя правильный. Обидно мне, понимаешь, Максимка, обидно! За себя и жизнь свою, за то, что я теперь полы мою, а Вадим, гнида болотная, в начальниках ходит. Муженек мой хорошо устроился… И этот, в маске, тоже, думаю, не бедствует. А я… имени честного, и того нет! Ранее судимая… Неохота мне помирать, Морозов, так и не дождавшись справедливости. Может, заснул господь там, на небесах, может, подсобить ему маленько надо? Подтолкнуть. Мы ведь подтолкнем, правда, Морозов? Сможем?
– Сможем, Александра Денисовна. Обязательно сможем. Так где, говорите, вы свои записочки припрятали?
– В моем доме, на чердаке. Я тебе объясню, как до тайника добраться. В нем блокнот, где я заметки делала. Имена свидетелей и того парня, факты, улики, мои домыслы. Сам увидишь, если не сгнило все за четверть века…
– А что с тем парнем, убийцей, стало?
– Да какой из него убийца, – махнула рукой баба Шура, – признали его невменяемым и отправили лечиться. Больше о нем я ничего и не слышала… Удачи тебе, Морозов!
– Спасибо.
Локи
Адрес девушки, угодившей в неподходящую компанию, Гера оставил. Локи решил поездку не откладывать, все равно в ближайшее время ничего интересного не предвидится, Лия вернется только вечером, следить за ней больше не надо, а наблюдать за интернатом не только бессмысленно, но и опасно, могут заметить. Не мешало бы, конечно, убраться в квартире, например, вернуть шкаф в первоначальное состояние или съездить куда-нибудь в торговый центр, прикупить нормальную одежду. Хорошо бы еще поесть нормально. Например, супчика, не жидкого, столовского, а домашнего борща, наваристого и душистого, чтобы в темно-красном свекольном море возвышался снежно-белый остров сметаны, чтобы на поверхности тарелки собирались маленькие золотистые капельки жира. А рядом, на другой тарелке – мясо, большой кусок мяса на тонкой косточке. А потом поспать бы, не два-три часа, а целый день. До вечера или до утра, в теплой квартире, а не на улице. Дома у него была своя кровать. Старая, продавленная, но своя, и сны на ней снились тоже свои, родные, домашние. А какие еще сны могут присниться, если под головой мягкая подушка, в которой уютно перемешались тонкие разноцветные перья. Белые, рыжие, черные… Белых было больше. Это Локи знал абсолютно точно, так как однажды в детстве не выдержал и распорол мягкий матерчатый бок. Тогда перья летали по всему дому. Мама не ругалась, просто заставила его собрать все, до единого перышка, а потом зашила подушку. Следующая мысль была логичной и неприятной: до чего он докатился, живет, как бомж, скоро и внешне на бомжа походить станет, или уже походит.