Маска Красной смерти. Мистерия в духе Эдгара По

— Стоять на месте! Сложить оружие! Отпустить этого человека!

Полицейские набросились на толпу бандитов, которые даже не пытались оказать сопротивление. Барнум с распростертыми объятиями направился к незнакомцу, который спокойно вложил пистолет в кобуру и встретил «короля зрелищ» непонимающим взглядом.

— Дорогой мой, я хочу вас поздравить! — сиял Барнум. — Хочу пожать вашу мужественную руку! Бог мой, со времен Ахилла под Троей такого в мире не случалось! Да Александр Македонский по сравнению с вами просто ребенок! Кто вы, как вас зовут, скажите мне имя, чтобы я мог увековечить его на стенах моего музея. Я выбью ваш профиль на бронзовой доске. Выставлю восковую группу в честь этого события! Выпущу вашу красочную биографию!

Незнакомец спокойно выслушал эту тираду, чуть помедлил и ответил.

Не думал я, что после всех событий что-то еще сможет меня поразить. Но ответ этот поверг меня в шок.

— Карсон, — представился незнакомец. — Друзья зовут меня Кит.

Глава десятая

Прошло три четверти часа. Вместе с полудюжиной других действующих лиц я сижу в удобном рабочем кабинете Барнума. Рядом со мной Джордж Таунсенд строчит в своем репортерском блокноте. Напротив устроился капитан Даннеган. Рассеяв толпу и отправив под арест наиболее ему приглянувшихся смутьянов (включая и раненных Карсоном), он оставил своего помощника распоряжаться в музее и ретировался в кабинет Барнума, чтобы вникнуть в детали происшествия.

Вождь Медвежий Волк застыл в дальнем углу кабинета. По виду его нельзя было заключить, что смерть только что дышала ему в лицо. Он стоял совершенно неподвижно, скрестив руки на груди, с непроницаемым выражением лица, и смотрел на Карсона, который небрежно полустоял, полусидел на столе.

Пятилетний мальчик — как я впоследствии узнал, сын Карсона по имени Иеремия — крепко спит на диване у стены. Чертами лица он сильно напоминает отца, но кожа у него намного темнее, и волосы не светлые, как у Карсона, а цвета воронова крыла. Перед диваном свернулась кольцом собака, принявшая столь активное участие в суматохе еще не закончившейся ночи, откликающаяся на кличку «Пес» и, похоже, не имеющая никакого иного имени.

Сам «Наполеон зрелищ» устроился за своим обширным рабочим столом, поглядывая на Карсона с видом гурмана, которому повар только что подал лакомую вырезку молодого оленя. Как только Барнум узнал, кого ему послала судьба, он впал в состояние возбуждения, время от времени даже потирал руки. Казалось, он забыл об ущербе, нанесенном его музею бесчинствующей толпой. Конечно, разум его обладал невероятной силой, способностью не терять присутствия духа. Случались и ранее в его карьере катастрофы, из которых он выходил окрепшим, восставал из пепла, как птица Феникс. Время от времени его махинации вызывали громкие скандалы; порой неожиданно умирали самые популярные — и прибыльные — звезды его шоу; несколько лет назад пожар уничтожил значительную часть его коллекций. Подозреваю, впрочем, что он умел выгодно застраховать свою собственность.

И вот сейчас в мозгу Барнума вертелись валики и шестеренки счетной машины, он калькулировал варианты наиболее рационального использования нежданного щедрого дара судьбы.

Рядом со столом Барнума обмяк, расплылся на стуле невысокий, полный субъект средних лет с обширной лысиной; от прически его остались лишь две растрепанных кочки на висках. Субъект часто моргал большими голубыми глазами, морщил сочные красные губы и нервно тряс висячим подбородком, напоминающим бородку индюка. Освальд, помощник Барнума, мастер на все руки, «великий флорентийский живописец», под дулом пистолета выдавший озверевшей толпе индейца. События ночи совершенно раздавили Освальда; чтобы успокоить его расшатанные нервы, Барнум пожертвовал своему ассистенту сигару. Руки Освальда тряслись, и с сигары то и дело срывались крохотные лавины пепла, осыпавшие грудь, живот и ноги курильщика.

Что касается моих нервов, то серия ударов, нанесенных событиями сумасшедшего, казавшегося бесконечным дня, довела их до какого-то состояния онемения, до какого-то перманентного ошеломляющего недоверия, начиная с того момента, когда Карсон назвал свое имя.

Это не означает, что я сомневался в подлинности Карсона, что я считал этого человека самозванцем. Как раз истинность образа и произвела на меня такое неожиданное впечатление. Внешность этого поджарого, загорелого следопыта полностью соответствовала описанию мистера Паркера. Подвиги, которые я считал преувеличением и выдумкой, казались в свете того, чему я только что был свидетелем, совершенно естественными. Приходилось в очередной раз признать избитую истину, что жизнь зачастую готовит нам сюрпризы, превосходящие невероятностью своею самые смелые выдумки фантазеров-литераторов.

В Нью-Йорке Карсон появился, движимый вполне объяснимыми мотивами. Он как раз объяснял капитану полиции, что пришел по следу. По следу человека. Когда след приведет к цели, этого человека ждет смерть.

— Этого еще нам не хватало! — мрачно бросил Даннеган. — Подробнее, пожалуйста.

Цель его поисков — некий Джонсон.