Маска Красной смерти. Мистерия в духе Эдгара По

— Во всяком случае, он так себя называет. Разные люди называют его по-разному. Для племени Медвежьего Волка он «дапиек абсарока», убийца кроу. Многих индейцев этого племени прикончил Джонсон. Но не пренебрегает он и другими жертвами. Черная Нога, плоскоголовые, арапаго тоже страдали от него. Они называют его Красной Смертью. Он рыжий — волосы рыжие, бородища по грудь рыжая, с красным отливом. Приятели зовут его Пожирателем Печени или просто Джонсон-Печенка.

Это прозвище приклеилось к Джонсону из-за его специфической привычки, объяснил далее Карсон. Даже на Диком Западе пристрастие Джонсона рассматривается как отвратительная аномалия, отвергаемая как белыми, так и индейцами.

Джонсон — людоед.

Услышав это слово, Освальд, все еще сосавший сигару, резко вдохнул, поперхнулся дымом и зашелся в приступе кашля. Карсон спокойно выждал, пока художник снова придет в себя.

Не довольствуясь обычными трофеями — доказательствами доблести победителя, такими, как скальпы, пальцы, уши, Джонсон пожирает плоть убитых. Его стандартная процедура — взрезать живот жертвы справа пониже ребер, вырвать печень и сожрать ее еще теплую.

— Черт, но зачем? — вырвалось у Даннегана.

— Должно быть, ему по вкусу, — пожал плечами Карсон.

Таунсенд оторвался от блокнота и многозначительно посмотрел на меня. Очевидно, сообщение об отвратительной особенности джонсоновского меню вызвало у него ту же мысль, что промелькнула и в моей голове.

Барнум возмущенно вскинул руки.

— Сырая печень! Бог мой, о такой гадости я не слышал даже среди дикарей в джунглях. Никакой уважающий себя людоед не падет так низко. Взять моего полинезийского каннибала принца Коковоко. Он в рот не возьмет куска человеческого мяса, если оно как следует не прожарено. Но скажите, Кит, почему вы думаете, что найдете этого негодяя на Манхэттене?

— Узнал у Дэла Гью. Дружок Джонсона. Они вместе охотились на бобров.

— Угу, угу, — закивал Барнум. — А этот… Дел Гью, значит, сразу к вам пришел и…

— Нет, у нас с Джонсоном общих дружков не водится. Не он ко мне, а я к нему. И я его… убедил.

Наслышанный о закаленности и выносливости охотников Дикого Запада, о их стойкости и способностях переносить тяготы и лишения жизни в лесу, я не поверил бы в способность кого бы то ни было «убедить» такого лесного бродягу. Однако речь вел человек, в «убедительности» аргументов которого я тоже не сомневался.

Я кашлянул, прочищая горло, и подтвердил истинность информации Дела Гью.

— Без сомнения, мистер Карсон, человек, которого вы ищете, находится в Нью-Йорке. Более того, он уже успел совершить ряд тяжких преступлений, зверских убийств.

Хотя я адресовался к скауту, первым отреагировал капитан Даннеган. Полицейский видел меня покидающим дом Уайэта с целью направиться домой. Застав меня в музее, он сразу заподозрил что-то недоброе и тех пор посматривал на меня исподлобья, как будто ожидая какой-то гадости с моей стороны. Хотя я объяснил ему обстоятельства, приведшие меня в барнумовские владения.

— Что вы, черт возьми, имеете в виду, По?

Не успел я ответить на этот грубо заданный вопрос, как вмешался Таунсенд.

— Разве вы не читали отчет медицинской экспертизы о теле девочки Эдмондсов, капитан?

— Я на службе не для того, чтобы чтением развлекаться, — огрызнулся Даннеган, давая понять, что склонность к чтению немногим лучше, чем тяга к человеческому мясу, хотя и не столь мужественная. — Чтением вы с вашим другом занимайтесь.

Игнорируя оскорбительный ответ капитана, я повернулся к Карсону.

— Упомянутый моим другом мистером Таунсендом документ перечисляет увечья, нанесенные десятилетней девочке, одной из жертв жестокого убийцы. Среди прочих страшных ран у девочки нашли отверстие под ребрами, кроме того, исчезла печень. Ранее убийца так же надругался еще над одной девочкой, семилетней Энни Добс. Логично предположить, что убийца употребил эти органы в пищу. Я тоже читал этот отчет, и у меня создалось такое же впечатление. Эти факты дают возможность прийти к заключению, что преследуемый вами человек находится в Нью-Йорке.

Карсон присмотрелся ко мне и спросил:

— Вы не из судейских будете, мистер По?

— Нет-нет, я по профессии литератор, один из ведущих в Нью-Йорке. Поэт, критик, писатель; мистик и фантаст. Но я принял посильное участие в раскрытии нескольких нашумевших убийств как здесь, так и в Балтиморе и своей склонностью к рациональному логическому анализу оказался полезным для успешного завершения расследования этих преступлений.

— «Посильное участие!», «Оказался полезным!» — воскликнул Барнум. — Да ты, мой друг, чудо природы, колосс интеллекта! Скромный вот только чересчур. А до чего наблюдателен! Соколиный взор! Вникает в мелочи, которых я без лупы не замечу.

Этот пламенный поток приятных, надо признать, излияний остудил вопрос Даннегана.

— Если этот Джонсон работал во всех трех случаях, какого черта он не вырезал печень у Уайэта? Что по этому поводу заметил соколиный взор? — презрительно глянул он в мою сторону.

— Уайэт — это кто? — спросил Карсон.