Маска Локи

Хасан взял телефон и набрал номер. Дождавшись ответа, он заговорил по-арабски. В голосе послышались командирские нотки: он указывал направление, назначал места сбора, давал распоряжения относительно оснащения, персонала, деталей операции. Потом он молча слушал: очевидно, приказания повторялись для ясности. «Туфадхдхал», — сказал он в заключение и повесил трубку.

— Если ты сумеешь вернуть Гардена... — сказал Хасан Александре.

— Если мы сумеем вернуть его, — поправила она.

— Если... Можешь тогда сама попробовать с ним поработать. Подведи его к последней черте, пока не увидишь смерть в его глазах. А потом сконцентрируй внимание и верни его на путь познания.

— Не знаю, хорошо ли это будет, Хасан. — Александра замялась. Никогда прежде она не оспаривала его приказаний, даже тех, что подавались в форме предположения.

— А почему нет? — В голосе зазвенела тонкая, но несокрушимая дамасская сталь.

— Это удачный экземпляр. С тех пор как я приблизила его к Камню, он стал тоньше, острее. Это уже не примитивное животное с простейшими реакциями. Он размышляет. Он научился видеть. Он опасен.

— И что из этого?

— Он может убить меня, Хасан!

— Ну и что? Ты старше и хитрее его. Ты что-нибудь придумаешь для собственной защиты.

— Да, я буду для него недостижима и непостижима там, где мне уже не потребуется ничья помощь.

Несколько минут они ехали молча. Мерцающий огонек на пеленгаторе освещал ее подбородок.

— Тебе хотя бы будет жаль, если он убьет меня? — спросила наконец Александра.

— Да, пожалуй. Но остановит ли это меня? Нет.

— А если это поможет тебе продвинуться в разработке «субъекта»?

— Тогда мне и жаль тебя не будет.

— Ясно.

Тьма в машине окутала ее.

Сура 5 ПРЕСЛЕДОВАНИЕ В ПУСТЫНЕ

Старики в блаженной расслабленности возлежали на душистых подушках. Халаты на груди распахнулись, обнажая курчавые волосы, сливающиеся с жидкими седыми бородками.

Погрузившись в густой наркотический дым, одноглазый Масуд над чем-то хихикал. Спазмы смеха продолжались до тех пор, пока не перешли в кашель.

Хасан — одновременно и самый юный, и самый древний в этой комнате — наблюдал за ними из-под полуопущенных век. В дни молодости, когда он призвал ассасинов из пустыни, конопля сыграла свою роль. Она помогла быстро и безболезненно отлучить юношей от семей, согреть их в холодных скалистых убежищах, утолить вожделение.

Хасан переиначил миф о Тайном Саде. Одного обещания рая было недостаточно. Гашишиины, необузданные и отчаянные, жаждали рая здесь и сейчас. И Хасан дал им рай, воплощенный в видениях.

Он тщательно избирал идеологию. Мистика суфиев и путь дервишей, приобщавшихся к божественному через танец и экстаз, — все это превосходно сочеталось с курением. Тайный Сад, преддверие рая, куда не допускался никто, кроме самых преданных, стал высшей наградой для тех, кто безжалостно убивал по слову старца. Отречение и послушание, преданность и долг — вот те узы, что скрепляли ассасинов, по крайней мере пока он был жив.

А теперь посмотрите, что с ними стало! Старый Синан, некогда коварнейший воин, впал в детство. Он вдыхает дым, словно горный воздух. Синан, да и его приближенные живут, как калифы: спят и жрут, забавляются с девочками и беспрерывно курят. Уже много месяцев прошло с тех пор, как Синан в последний раз осуществил или хотя бы задумал очередное убийство.

Приподнявшись на локте, Синан махнул Хасану:

— Вина!

Хасан наполнил чашу густой красной жидкостью из кувшина и поднес ее к губам старика.

Синан отпил глоток, облизал губы и вяло оттолкнул руку помощника.

— Слышали, что затеял этот выскочка Саладин? — спросил старый шейх, глядя в пространство.

— Парад доспехов и конской сбруи, — сонно откликнулся кто-то.

— И все это — для расправы с франкским хвастуном, тогда как одного остро отточенного клинка достаточно, чтобы навеки отучить его выхваляться.

— Это предложение, господин? — тихо спросил Хасан.

— Нет. — Кашель прокатился по легким Синана, и он выпрямился, кутаясь в джеллабу. — Гашишиины не позволят похоронить себя на этом глупом джихаде. Это мой приказ... В течение ближайшего года головы франков будут неприкосновенны. Да не упадет с них ни один волос.

Не вдумываясь в смысл его слов, ассасины одобрительно забормотали:

— Шуточка для айюбидов!

— Покажем Саладину, что такое затевать войну, которую он не в состоянии выиграть.

— Пусть убирается обратно в Египет.

— Остудит задницу в Ниле.

— Но... — голос Хасана прорезался в этом хвастливом хоре, — не упускаем ли мы хорошую возможность?

Синан обернулся к юноше, его мохнатые брови сдвинулись, словно две спаривающиеся гусеницы.

— Выйдя с оружием на поле брани, — продолжал Хасан, возвышая голос, — Саладин и впрямь мог бы изгнать франков из этого уголка исламского мира. Рейнальд Хвастливый — наихудший из них, и он здесь властелин. Свинья в зловонном загоне, кровь на руках его, навоз на его сапогах. Слеп и глух он к делам Пророка и заповедям Его. — Взгляд Хасана устремился к чаше с вином. — Рейнальд — завоеватель, но не правитель. Он умеет только грабить и убивать.