Маска Локи

Вместо ответа Хасан напрягся, извлекая остатки силы из самой глубины своего существа. Было ясно, что он истощен. Грудь уже почти не вздымалась, мышцы живота оставались плоскими. Зрачки сузились от напряжения, фокусируясь там, где стоял Гарден. Том понял, что Хасан мысленно старается растянуть волну, чтобы охватить Гардена с обеих сторон, куда бы он ни переместился. Но атака, даже психическая, имеет один недостаток: ее нельзя направить в три места одновременно.

Хасан выстрелил. В последний момент он сменил прицел, выбрав не то место, где стоял Гарден, а пустоту слева от него.

Гарден переступил, не переступая, вправо. Не умение угадывать было залогом его успеха. Просто он воспринимал происходящее со скоростью мысли и реагировал мгновенно.

Хасан, лишившись сил, упал на колени на краю утеса. Голова его опустилась. Эликсир Хасана, как и собственные природные силы, был почти полностью исчерпан.

В три прыжка Гарден пересек разделявшее их пространство, достиг подножия утеса и легко вскарабкался наверх. Столь же мгновенно он выбросил руки, обхватив Хасана сзади за шею. Том откинулся назад и одновременно рванул стиснутыми руками вперед и вниз.

Хасан полетел с утеса. Не успев даже вытянуть руки, чтобы смягчить падение, он ткнулся лицом в песчаный берег ручья. И следом неловко упал. Хрустнули шейные позвонки.

Но и это не убило Хасана.

Когда он попытался подняться, нелепо вывернув шею, Гарден нанес ему удар ногой, снова отбросив лицом в песок. Шея Хасана хрустнула, на этот раз отделив тело от энергии мозга.

Но и это не убило Хасана.

Гарден поставил ногу ему на затылок и вдавил лицо глубже в песок.

— Любуйся теперь творением Ахура Мазды, — нараспев произнес Гарден. — Любуйся и рыдай!

Хасан вдохнул песок и подавился. Судорожная дрожь — единственное, на что способно было его тело, — не утихала целое столетие. Когда же он наконец окоченел, эта точка пространства — три пространственных измерения и одно временное — в зеленой долине у Галилейского моря исчезла. И вместе с ней исчез Том Гарден.

Грозовая туча, низко плывущая над скалами Гаттина, казалось, порвала брюхо о два острых рога. Первые тяжелые капли дождя начали гулко шлепаться на землю.

Что-то ударило Жерара по голове. Он решил, что это камень, запущенный из сарацинской пращи, но тут же ощутил холодную влагу, стекающую на лоб. Воздух, такой тяжелый и удушливый еще несколько минут назад, теперь, остывая, становился нормальным, прозрачным и легким.

Мусульмане растерянно озирались по сторонам, по их сомкнутым рядам пронесся стон.

— Вперед, друзья. — Жерар не знал, кто это произнес. Голос был мягкий, возможно, его собственный. Но он слышал эти слова как бы со стороны. — Вперед! — закричал он. — В атаку!

Рыцари изумленно посмотрели на него. Потом переглянулись.

— Бейте их! Гоните с холма!

Слева от него норманнский меч, прямой, как геометрическая линейка, взлетел и врезался в гущу надвигающихся сарацин. Меч раскроил кому-то череп, и мусульмане издали слабый ропот протеста.

Еще один меч, описав короткую дугу, снес смуглую голову с плеч.

С нарастающим воплем, ловя дождь раскрытыми ртами, христианские рыцари ринулись вперед, расчищая себе путь мечами. Первая линия сарацинской пехоты, застигнутая врасплох, отступила на шаг — и наткнулась на кольцо воинов сзади. Передние валились назад, принимая удары атакующих французов. Воины, стоящие во втором ряду, придавленные умирающими соратниками, беспомощно принимали новые удары рыцарей. Израненные и растерянные, сарацины отхлынули назад. Рыцари уже набирали ритм боя, раздавая удары направо и налево, наступая и снова рубя, рубя… Французы продвигались, расстояние между рыцарями увеличивалось, и теперь они ловко орудовали своими каплеобразными щитами, тесня сразу нескольких противников. Охлажденные дождем и воодушевленные первым успешным натиском, христиане устремились вниз по склону. Сарацины побежали.

— Вперед, друзья! Рубите их! — вопил Жерар. Вскоре он уже остался один на широком пространстве перед красным шатром. Его воины бились без него. Дрожа от нетерпения, он выхватил меч и бросился за ними.

…В музыкальном салоне отеля «Джезу Рекс», повернувшись спиной к застекленному парапету с видом на иерусалимский Новый город, Том Гарден играл свой любимый джаз.

Заходящее солнце окрасило небо в розовые и золотые тона. Со шпиля мечети Саладина доносился усиленный динамиками голос муэдзина. Но через двойное закаленное стекло Гарден едва мог уловить ритмы этого крика. Его музыке они не мешали.

Вошел Ахмед. Заказав имбирного виски, он приблизился к уютному столику рядом с пианино. Молодой араб подвинул стул и сел. Он кивал, отбивая сложный ритм страйда. И через каждые десять тактов делал глоток через соломинку.

Гарден доиграл мелодию, завершив ее эффектным проигрышем. Минуту спустя, когда музыка затихла и в салоне возобновилась беседа, он повернулся к Ахмеду:

— Ну, эфенди? Дело выгорело?

— Осталось только получить деньги.

— По двум счетам на аренду? С перспективой на сорок миллионов баррелей?

— Точно. Как ты и предсказывал. Я твой должник, Том.