Маска ночи

– Мастер… Ревилл? С вами все в порядке? У вас кровь на лице. И на вас следы чумы…

– Они не настоящие. Я не болен, – сказал я, торопливо отирая лицо и в то же время думая, что теперь-то я скорее всего уже заболел.

– Вы спрашиваете, что я делаю, – сказал Бодкин. – Вы недавно подбежали ко мне и задали другой вопрос, насчет представлений. Вы помните?

Пот струился по его лбу. От него шел сильный мясной дух, как будто он готовил пищу.

– Я спрашивал, правда ли, что чума вызвана нашими представлениями.

– Что я ответил?

– Вы сказали, что это суеверие.

– Да, и запрет на вскрытие трупов – тоже. Суеверие, все это суеверие. Только тогда мы проникнем в тайны природы, когда вскроем ее и углубимся внутрь. Это сложно совершать на живых существах – да я бы и не хотел, – но нет вреда в исследовании покойников.

– Нет вреда! А как же их души?

– Выдумки. Я пока что не видел ни одной души.

– Но люди в этом городе умирали не для того, чтобы вы могли вспороть им живот.

– Люди умирают каждый день, повсюду. Я пристально смотрю на них, когда их сюда привозят, чтобы узнать секреты их жизни и смерти. То, чем я занимаюсь, – для нашего же блага.

– Нашего?

– Для блага человечества.

– Это ошибка, – сказал я.

Бодкин слегка покачнулся. Он сунул руку в карман и достал прекрасные восьмиугольные часы, которые я уже видел у него во дворе «Золотого креста», когда он стоял над телом Хью Ферна.

– Взгляните на них, – сказал он, протянув их мне. – Если бы я был часовщик, а эта машина испортилась, то есть начала отставать, я мог бы открыть ее и покопаться в ее внутренностях и, может, полностью поправить ее здоровье. Что бы вы сказали на это?

Этот человек наводил ужас, но почему-то он не пугал меня, не теперь. Видимо, я уже пересек черту, за которой кончался страх, стоя в этом зачумленном упокоище с сумасшедшим лекарем.

– Вы не часовщик, – ответил я. – А мы не часы.

– Наши сердца тикают, как будто отбивая время, – сказал Бодкин. – Мы движемся своими маленькими кругами. Мы определяем время, пока не кончится завод. Мы состоим из частей, которые вместе должны работать в согласии, но если что-то выходит из строя, мы беспомощны, как обезьяна, которой показали этот крошечный двигатель.

Он полюбовался часами, прежде чем убрать их обратно в карман.

– Вы убили Хью Ферна? – спросил я.

Бодкин выглядел удивленным. Он снова пошатнулся.

– Убил Ферна? Нет, он сам себя убил. Убил себя случайно. Хью Ферн был неплохим человеком – не хочу сказать, что он был хорошим лекарем, слишком уж он полагался на гороскопы и тому подобное, да и не имел больших притязаний, – но он был хорошим человеком. Лично я больше интересуюсь мертвыми, чем живыми. Только мертвые могут поведать свои тайны.

Мне припомнилось, как Бодкин стоял во дворе таверны с окровавленным кинжалом над телом своего товарища по ремеслу, как заговорщик. Откуда-то снаружи начал звонить ранний колокол, обычный звук в эти дни.

– Вы знаете, что с вами будет, если горожане узнают об этом?

– Я уже осаживал их раньше, – сказал Ральф Бодкин.

– Они разорвут вас на кусочки, как вы – эти трупы. Они сожгут это место.

– Я не разрываю трупы, мастер Ревилл. Я вскрываю их, чтобы постичь тайны жизни и смерти.

– Вы убиваете, чтобы вскрывать.

– Я не совершал убийств. Видите, вы все еще живы.

– Но ваши приспешники совершали. Как человек, что лежит вон там. Кристофер Кайт, конюх из «Золотого креста».

Лицо Бодкина странно лоснилось. Большое, мясистое, оно походило на кусок вареной ветчины.

– Теперь несущественно, кто что совершил. Я болен. Я, как никто другой, могу различить признаки.

– Вы заразились?

Но я уже знал ответ. Я инстинктивно вжался в стену за моей спиной, будто чтобы оказаться как можно дальше от доктора. Словно это могло меня спасти.

– У меня осталось очень мало времени, – сказал он.

– На что вы его потратите?

– Запрусь в этом доме и продолжу свою работу столько, сколько смогу.

Он отвернулся от меня и подошел к столу, на котором лежал труп с вывороченными кишками.

– Это богомерзкая работа.

– Однажды на это посмотрят по-другому.

– Что мне делать?

– На вашем месте, Ревилл, я бы покинул это место. Смотрите, дверь открыта. Идите же и расскажите простому люду все, что пожелаете.

Я глянул на дверь. Она была приоткрыта.

– Что, ерш я тоже заражен?

– Вы молоды. Вашей жизненной силы может оказаться достаточно. Но оставайтесь, если хотите.

Я был уже на полпути к двери. Прежде чем выйти из этого склепа и оставить Ральфа Бодкина наедине с его нечестивым занятием, я обернулся:

– Скажите мне одну вещь, сэр. Что вы обнаружили? Постигли ли вы тайны?

– О нет, мастер Ревилл. Это сделают другие. Я же подобен обезьяне, держащей часы. Но сейчас эта обезьяна умнее, чем раньше.

Он взял длинный тонкий нож и склонился над телом. Я вышел из комнаты, наполовину ожидая, что мне прикажут вернуться. Каменные ступеньки вели наверх. Я поднялся по ним и попал в переднюю. Передо мной была еще одна дверь; она была закрыта на задвижку, но не заперта. Я отодвинул засов и вышел на улицу. Закрыл за собой дверь тщательно и бесшумно. Неподалеку гудел колокол.