Маска резидента

Такая жесткая, неукоснительно проводимая в жизнь политика позволила Резиденту усидеть на двух стульях сразу. Он был накоротке с самыми влиятельными главарями мафии и одновременно считался не последним среди равных себе по классу работников Конторы. Теперь он старался не высовываться, не попадаться лишний раз на глаза начальству, не исполнять заданий слишком рьяно или слишком медленно. Он играл роль добросовестно относящегося к своим обязанностям середнячка. Он держался за место, которое любой другой посчитал бы ссылкой. Работать плохо он не мог: на его должность могли прислать другого. Работать хорошо опасался, чтобы не нарваться на ненужное ему повышение по службе. Любое изменение в налаженной им жизни означало бы быструю и неминуемую гибель. Более всего его тревожила возможность плановой ревизорской проверки. Он мог легко обыграть периодически объявлявшихся в регионе эмиссаров МВД, безопасности, прокуратуры. Но он бы никогда не смог справиться с тайной ревизией своих собратьев по «перу». Он не знал, в какой из следующих дней хитроумные приборы и внимательные глаза коллег возьмут его под контроль. Эта лавиной висящая над его головой проверка не давала ему возможности спокойно жить, отравляла почти сибаритское существование, напоминала о том, какой ценой он купил свое нынешнее благополучие.

Опасность проверки осознавал не только Резидент, но и мафиозные главари. Они давно догадались, что лучше иметь дело с комиссией МВД, усиленной, полного состава дивизией Дзержинского, чем с одной тихой ревизорской бригадой не существующего в природе учреждения. Первые, действуя в рамках закона, вычисляют, отлавливают и передают преступника в руки закона. Их работа внешне эффектна — засады, захваты, разоблачения, — но не очень эффективна. На местах всегда остается возможность, используя наработанные связи, развалить дело до суда или, если он состоится, взять минимальный срок, переложив всю ответственность на мелких исполнителей. Организация, которую представлял Резидент, никого никуда не передавала. Она совмещала все службы государственной правоохраны в одном лице. Она вела следствие, определяла преступника, осуществляла дознание, выносила приговор и приводила его в исполнение. Только тюрем у нее не было. За ненадобностью...

Довольно было вспомнить, как Резидент без угрызений совести и оглядки на закон разделался с опасными для него свидетелями, чтобы уяснить, на что способна организация в целом.

Не испытывающие иллюзий авторитеты лихорадочно искали выход из создавшегося положения. И, как им показалось, нашли его. Логика их размышлений была пряма, как полет выпущенной из карабина пули. Им угрожала самая опасная за все время их существования организация. Единственно, кто мог гарантированно защитить от нее, была сама эта организация. Только она была равна себе по силе и возможностям. К ее помощи и следовало обращаться. У мафии был богатый опыт по части подкупа работников органов, призванных бороться с ней. Но в этих простеньких случаях они знали, куда, к кому и с чем идти. Нынешний ставил их в тупик. Они бы не поскупились, дали взятку, но не знали, кому ее давать. Только один человек располагал требуемой информацией. Резидент. Но он молчал, как пойманный и изжаренный прошлым летом пескарь.

Авторитеты собрали внеочередную сходку.

— Мы приняли решение! — объявили они Резиденту. — От тебя требуется немногое — московский адрес.

— Это безумие. Контора неподкупна.

— Во всякой конторе служат люди. Дай нам их координаты, остальное не твоя забота.

— Я не согласен.

— Твоего согласия никто не спрашивает. Ты не выйдешь из этого помещения, пока не дашь устраивающего нас ответа. Рано или поздно твои начальники хватятся своего работника и пришлют проверку.

— Они уничтожат всех!

— Пусть так. Они все равно доберутся до нас.

Главари были глупы. Они надеялись на победу в деле, где победа не была возможна изначально. Они мыслили знакомыми им категориями милиции и иже с ней организации. Их наивность была самоубийственна. В принципе Резидент был не против. Ему было не жаль своих новых приятелей. В конце концов именно они послужили первопричиной его падения. Если им хочется коллективно умереть, он не станет им препятствовать. Давно пора подраспустить этот вконец запутавшийся узелок.

Резидент устал находиться во взвешенном состоянии. Ожидание смерти становилось страшнее самой смерти. Уж лучше самая жизнь.

Как и всякий изменник. Резидент был фаталистом, склонным верить в судьбу, в закон случая, в предначертания свыше. Такая вера в какой-то степени снимала ответственность за содеянное в прошлом преступление, обеляла его как отступника. «Чему быть, того не миновать». А если не миновать, зачем тогда терзаться воспоминаниями, зачем перетряхивать давно ставшие историей события?