Маска (СИ)

С десять минут я наблюдала за людьми, толпами передвигающимися от вокзала по узким тротуарам и выходящим даже на проезжую часть. Другие встречные кучки сновали внутрь здания, чтобы уехать в пригород, домой. Ничего подозрительного я не замечала…

Пока вдруг не шелохнулась от знакомого лица, оказавшегося неприлично близко к моему. Сосредоточенная на поисках, я не ожидала увидеть перед собой женщину и напугано подскочила со скамейки. На секунду мне показалось, что эти умопомрачительно голубые глаза принадлежали Муратову.

— Вы что? Изменяете моему сыну? — Анна Дмитриевна задрала светлые брови, одной рукой нащупывая что-то в куртке. Кажется, это был телефон.

Изменяю? От этого слова у меня свело тело, словно вместо крови по венам запульсировала кислота. Если она хотела сделать фото, то ей стоило подождать час-другой в засаде и увидеть, что я караулила её свекровь.

Омерзительно!

— Здравствуйте, Анна Дмитриевна… — я посчитала нужным не отвечать на провокацию, иначе бы от бессилия просто упала в урну. — Вам… Привет от Лексы.

Он звонил мне утром, но я, как чувствовала, не стала писать маме. «Удачно передала» сейчас. На самом деле, мне было дико страшно, и я просто не смогла связать две строчки в смску. Решила, что как-нибудь потом свидимся… Но не так же скоро!

Нужно было срочно сказать правду. Надеюсь, она прозвучит достаточно убедительно, чтобы Анна Дмитриевна не мучила меня, себя и сына беспочвенными подозрениями.

— Вы, наверное, не поверите, но я жду Иду, — нервно сглотнув, я заглянула в недоверчивые бледные глаза женщины.

Имя цыганки застало маму врасплох, и она удивлённо на меня уставилась. Круглые голубые радужки в свете скрывающегося солнца сделали её похожую на безумную. Затем женщина насупилась. И вот, наконец, моргнула. Так лучше…

Её суровое лицо едва заметно смягчилось. Неужели Анна Дмитриевна действительно посчитала, что я могу изменить Лексе?

— Ну, почему же не поверю… Я сама её жду.

Не сразу переборов обиду после её отвратительного предположения, я настороженно отшагнула и ощутила, как ноги соприкоснулись со скамейкой. Отходить от напирающей мамы было уже некуда. Но я вдруг осознала, что она только что сказала…

Как? Анна Дмитриевна ждала Иду? Интересно, зачем… Судя по нашему «гостеприимному» чаепитию на каникулах, мама на дух не переносила цыганку.

Я так и не решилась спросить, потому что выражение её лица дико исковеркалось. Анна Дмитриевна будто испытала физическую боль, сознавшись в своих мотивах.

— А это кто такой? — белокурая женщина, презирающая шапки, грозно тыкнула в Артёма острым ноготком.

— Надеюсь, новый пациент вашей свекрови. У неё хорошо получается… «Лечить» людей, — я намекающе вскинула бровями. Анна Дмитриевна должна была понять, о чём идёт речь.

Она сощурилась, как и Тёмик, всё это время наблюдающий за нами с брезгливым лицом. Кажется, он был в шоке, что свекровь этой злой бесцеремонной тёти будет его от чего-то лечить, но побоялся сунуться.

— Какая вы сердобольная. А как узнали, что она сегодня будет в городе?

Теперь мама выглядела заинтриговано и даже… Безобидно? Но больше рассказать ей мне было особо нечего.

— Я-я… Не знаю? Наугад пришла.

Она сожалеюще поджала губу и тяжело вздохнула, усаживаясь посередине скамейки.

— Ясно… А я думала, вы уверены. Придётся опять тут торчать, — опять? Любопытно складывались обстоятельства… — Я её не одну неделю уже караулю, так и не встретила.

Анна Дмитриевна что, решила помириться с бабушкой Лёши? Это было просто фантастикой!

Я одна осталась неприкаянная и нехотя опустилась на краешек скамьи. Не очень-то приятная компания, чтобы скоротать вечер. Да ещё и шансов встретить Иду почти нет. Артём пугливо выглянул из-за головы сосредоточенной мамы, изо всех сил показывая мне одними мышцами лица, что ему неловко.

Ну потерпи! Теперь мы двое в заложниках.

— Похоже, у него это серьёзно, — прискорбно бросила мама, не глядя мне в глаза.

Тут и к гадалке не ходи, было понятно, что она про Лексу.

— Ну да. Тогда, в пятнадцать лет, он проработал официантом меньше месяца. И всё это время пропадал на репетициях, — оправдываясь за её сына, я пожала плечами.

Надеюсь, мне не прилетит от него за правду. Пора бы уже и рассказать…

— Ясно. Я не про музыку, — Анна Дмитриевна пренебрежительно скривила губу. — Я про вас. Не думала, что буду созваниваться с сыном раз в неделю, чтобы выслушивать, как он без вас не может жить.

Я сидела не шелохнувшись, не понимая, радоваться или плакать. К горлу подступил ком.

Муратов рассказывал очень мало о том, что с ним происходит. Последнее время, когда мы виделись всё реже по видео-связи, мне бросалось в глаза то, как тщательно он старался не показывать лишнего на камеру. И в окружающем его пространстве, и… В себе? Он даже сидел, порой, как-то неестественно, пряча от меня большую часть лица. Боюсь даже представить, что он мог скрывать…

Мне было безумно тревожно, но Лекса упорно твердил, что всё отлично.