– Ничего с прошлой ночи.
– Кто перевязал его?
– Она. – Джакомо указал пальцем на Кандиду. Доктор уставился на девушку налитыми кровью глазами, которые чем-то походили на поросячьи глазки.
– Убирайтесь. Все убирайтесь отсюда.
Мужчины повалили наружу, оставив Кандиду наедине с доктором. Девушка начала осторожно снимать повязку. Доктор передал ей ножницы.
– Режь здесь, – приказал он.
– Но повязка еще понадобится.
– Режь, глупая.
Кандида сделала то, что ей приказали. Рана продолжала кровоточить.
Врач осмотрел изуродованную плоть, продолжая жевать незажженную сигарету.
– И что же, черт возьми, я должен с этим делать? А?
– Он умирает, да?
– Я не архангел Гавриил. И не гений. Ты полагаешь, я могу заштопать этого несчастного?
– Но вы все равно должны что-то сделать.
Какое-то мгновение Кандиде казалось, что доктор вот-вот защелкнет свой саквояж, развернется и уйдет, предоставив американцу возможность спокойно отойти в мир иной. Но лекарь только издал неясный звук, похожий на храп, затем достал бутылочку с какой-то оранжевой жидкостью и начал протирать рану.
– Если он не истечет кровью, если ты не успела накормить его чем-нибудь и пуля не задела селезенку или другой жизненно важный орган, один шанс из тысячи у бедолаги остался.
С этими словами врач наполнил шприц и закатал рукав раненого. Американец лежал с закрытыми глазами. Доктор приподнял пальцем веко и посмотрел в зрачок.
– Больно все равно будет, сынок, поэтому держись. Слышишь?
Но ответа не последовало. Врачу оставалось только отойти от больного и помыть руки.
Неожиданно американец приоткрыл глаза и начал искать взглядом Кандиду – так младенцы обычно ищут мать. Девушка погладила раненого по щеке.
– Все будет в порядке. Он хороший доктор и сделает все, что сможет. А я буду молиться за вас.
Врач вскоре вернулся с мокрыми руками, рукава были засучены.
– Все хорошо, девочка. Переверни его на бок и покрепче держи голову.
Кандида сделала, как он приказал. Врач открыл кожаную сумку и достал оттуда большой скальпель. А затем решительно провел лезвием через всю рану.
Американец скорчился от боли, из его горла вырвался хрип. Зрачки закатились. Кандида запричитала:
– Поосторожнее, ради Бога, он же в полном сознании.
– У меня есть только морфий и больше ничего. Я всего лишь сельский врач, а не хирург с именем. Понадобится – он сможет обратиться позднее и к лучшему врачу, если выживет, конечно.
Врач начал быстро делать что-то своими стальными инструментами в глубокой кровоточащей ране. Каким-то чудом Кандида не упала в обморок. Американец продолжал стонать, а лицо его стало потным и бледным как полотно. Девушка по-прежнему держала голову раненого у себя на коленях, прижимаясь щекой к его щеке. Она не переставала шептать в самое ухо американцу молитвы, обращенные к Пресвятой Деве Марии. Она ощущала, как билось в конвульсиях тело несчастного, словно гончая бежала по пересеченной местности, а доктор между тем продолжал ковыряться во внутренностях больного. Боль, которую испытывал сейчас несчастный, даже трудно было вообразить, но он не издал ни единого звука. Может быть, у американца уже не было сил, и он находился сейчас при смерти, в блаженных сумерках перед самой кончиной?
Через какое-то время доктор сказал вдруг:
– Подними повыше голову, девочка, а то ты залезла своими волосами прямо в рану.
Кандида взглянула наконец на раненого. Тело американца было распорото, как распахнутый кожаный саквояж. Тошнота подступила к горлу, и все поплыло перед глазами.
– Что, плохо? – еле спросила она.
– Могло быть и хуже, – произнес сквозь зубы врач, по-прежнему посасывая незажженную сигарету. Доктор был настолько уверен и вел себя так, будто свершаемое им являлось делом обычным, будничным. Он спокойно разрезал человека на части и теперь любовался своей замечательной работой. Кандида чувствовала, что сейчас у нее начнется истерика. Но врач вовремя взглянул на девушку и предупредительно спросил:
– Тебе плохо, девочка?
– Нет.
– Я видел, как вы утром закололи свинью. Сегодня у вас денек мясника, не правда ли?
Кандида молча кивнула.
Врач вновь начал разглядывать рану.
– Селезенка не задета – иначе ему бы не выжить. И артерии не повреждены. Но ребра поломаны и мышечная ткань разорвана. Видно, пуля была маленького калибра.
– Я не знаю.
– Этот поросенок, в отличие от того, что был утром, оказался счастливее. Будет немного болей в желудке, но в живых останется.
Глаза Кандиды наполнились слезами:
– Господи, благодарю Тебя.
Доктор только саркастически улыбнулся:
– Что? Этот герой войны – твой любовник?
– Нет. Я даже не знаю его.
– Теперь ты его даже слишком глубоко изучила. Ты видела то, что никогда не видела его собственная мать. Он в сознании?
Кандида еще раз взглянула на американца:
– Не думаю.
– Тем лучше. Тогда замолчи и не мешай мне.