— Вот уже несколько месяцев, — мрачно ответил я, — я уже не Кристоф Ромуальд из Замкового братства. Я теперь просто Кристоф из клана Бруджа.
Все очарование тихой монашки, которую я полюбил незадолго до смерти, пропало в один миг. Разлетелось как салентинское стекло, в которое попал камень уличного мальчишки хулигана. Передо мной была подлинная распутница, не такую девушку я полюбил, совсем не такую.
— Довольно, — оборвал нашу перепалку Вукодлак. — Прекратите препираться. — Он продолжил, словно и не говорил этих первых слов. — И ты здесь, старина Йохан, так и знал, что придешь поприветствовать мое пробуждение.
— Ты заразился изменчивостью, даже пребывая в торпоре, — ответил тзимицу из Старого клана. — Я пришел отправить тебя обратно, а еще лучше — убить. — Он недвусмысленно поиграл ятаганами.
— Я знал, что ты придешь не один, — продолжал Вукодлак, — что с тобой будет этот юнец, поднявший свое поколение с помощью очередной подделки Кровопийцы. И я принял меры. Эта девица — мой гуль, ревенант, если я умру или вы вновь ввергнете меня в торпор, — она подохнет в положенный ей срок.
— Мне нет до нее никакого дела, — отмахнулся, стараясь говорить так, чтобы не дрогнул голос, я и шагнул к ним. — С тех пор, как я стал вампиром. Я уже сказал, что я — не рыцарь из ее снов и мечтаний.
— Кристоф! — воскликнула Анна (какая она теперь сестра Господня!). — Это же все для тебя! — В этот миг она отчаянно напомнила мне именно ту сестру (да-да, сестру!) Анну, Анечку, которую я полюбил.
Но я выбросил эти эмоции из головы, делая еще один шаг…
И тут замок словно сотряс чудовищный спазм, стены не выдержали — и сложились, как карточный домик, следом потолок рухнул нам прямо на головы, осыпав нас горящими головнями. А дальше — тьма…
Часть вторая
Юрген Гартхаус — императорский исполнитель, бывший имперский «ученый-историк»
Пролог
Дрались мы отважно, но, увы, бессмысленно. Не вышло у Зигмунда фон Карса прорваться через Ниины в Виисту, а после — в Салентину. Не помог и мой коллега из службы фон Геллена, кажется его звали Чейд, не сумел помочь. Не пошли разбойники Вильгельма Телля к нам, да на это никто особенно и не надеялся. Вот и пришлось нашему корпусу, куда меня послали шпионить, прорываться самим. Мы перешли Ниинские горы более-менее сносно, даже и без помощи местных трапперов, но вот стоило нам спуститься к их отрогам, как на нас налетели полки виистских гвардейцев, их поддерживали салентинцы, все сильнее бравшие власть в этой небольшой горной стране, их лучшие во всем мире пушки буквально смешали наш корпус с грязью. И не боялись же палить по нам в горах! Мы отходили обратно, думая лишь о том, как бы выжить, а вокруг рвались снаряды и палили из винтовок виистские гвардейцы. Снаряд взорвался совсем рядом со мной — осколки брызнули в лицо, конь рванулся куда-то, окончательно теряя остатки своего лошадиного разума. И я полетел вниз, вниз, вниз…
Может быть, тогда поседели мои волосы, может быть, немного позже, когда Горная ведьма (я не знал ее имени, она всегда просила назвать себя так — Горная ведьма) творила надо мной свои заклинания или как это там зовется, вытаскивая меня с того света. Я прожил у ее несколько месяцев, приходя в себя после полученных ран. Ведьма выхаживала меня, поила какими-то настоями, из которых я лично знал только маковый — для облегчения боли, думаю, без него я бы просто свихнулся; меня повязки на многочисленных ранах, а когда достаточно оправился и смог вставать довольно-таки невежливо отправила на двор — колоть дрова. Я не обиделся. За время, проведенное в обществе Горной ведьмы, я понял, что характер у нее неуживчивый и, скорее всего, от не слишком-то сладкой жизни. Поэтому подчинился не прекословя и впредь выполнял всякую работу, какую она мне поручала. А после того, как по ее мнению я был полностью здоров, она не сказав ни слова, выставила меня за порог с небольшой котомкой еды, указав направление до ближайшего нашего, билефелецкого, города.
…Через этот город, не помню уже, если честно, как он назывался, я проезжал многие годы спустя. Мог бы свернуть, поехав по более короткой дороге, однако из чисто сентиментальных соображений. На свою беду. В городке, как раз был небольшой праздник местного значения. Жгли на костре ведьму. Горную. Не мог же, «ученый-историк», пропустить такой праздник, должен же я знакомиться с обычаями местного населения.
Народ радостно тянул к высокому столбу, к которому была привязана Горная ведьма, вязанки хвороста и небольшие полешки, кое-кто тащил баклажки, видимо, с горным маслом. В общем, население как могло принимало участие в веселье. Быстро же позабыли они, как бегали к той же Горной ведьме со всякими своими проблемами — ребенок ли захворал, скот ли болеет, огород ли захирел совсем; коротка же ты память людская. Не тощий же клирик помогал им тогда, вон тот, что сейчас распинается прямо под столбом, то и дело пытаясь разорвать ворот холщовой рясы.