Маскарад

Я рубанул толстощекого вампира по голове, снеся большую часть черепа. На его место спланировал из-под высокого потолка еще один, как не странно подтянутый и худощавый, его салентинская скьявона метила мне прямо в сердце длинным хищно-узким клинком. Приняв выпад на прочную гарду палаша, я, не обращая внимания на резкую боль в ладони, повернулся и ткнул все еще парящего противника кинжалом. Вместо обычного яда его лезвие было покрыто раствором серебра с мелкими осиновыми щепками — я знал против кого шел и подготовился соответственно. Вампир зашипел, отлетев подальше, но радоваться было некогда. Врагов вокруг было более чем достаточно и от ловко использовали свою численность, сменяясь после нескольких минут боя, отступая за спины своих товарищей или же, как мой противник ускользая куда-то к потолку. У нас такой возможности не было. Боргофф уже сидел на залитом кровью полу, его прикрывали Лейла, лихорадочно стрелявшая и заряжавшая оружие в немыслимом темпе, и Рихтер, крутивший своей цепью, хлеща любого, кто осмелился подойти к ним — посеребренная цепь, оканчивающаяся цельно серебряным навершием, напоминающим оголовье шестопера, оставляла на телах врагов страшные, но, увы, не смертельные раны. Этого хватало лишь на то, чтобы держать вампиров подальше. Ди и Эльген работали очень похоже, размахивая длинными плащами, набрасывая их им на головы, пронзали и рубили джованни, делавшихся беспомощными в эти краткие мгновения, слишком краткие. Кристоф рубился — именно рубился, а не фехтовал — с прямолинейностью рыцаря прошлого, хотя как еще орудовать тем мечом, что был у него. Но, трижды Баал, всех наших усилий было мало, слишком мало!

Мы сбились тесной группкой, отбиваясь от наседающих врагов, однако еще и мешая друг другу, как из-за тесноты. Ди и Рихтеру было не размахнуться своим длинным оружием. Зато Кристофу было раздолье, он перехватил меч двумя руками и азартно размахивал им направо и налево. Лейла выстрелила в последний раз, выхватила из-за пояса пару кинжалов, принадлежавших Кайлу, и встала плечом к плечу с нами. Боргофф уже несколько минут не стрелял, и я искренне надеялся, что у него просто закончились стрелы.

Отвратного вида кинжал джованни распорол мне руку, я едва не выронил свой, зато сумел достать врага палашом. За распоротую почти до плеча руку он заплатил своей, его правая рука рухнула на пол вместе с кинжалом, ранившим меня. Джованни на мгновение замер, уставившись на свою конечность, валяющуюся в луже крови, а следом его жизнь оборвал клинок Ди. Но на освободившееся место встал новый вампир, полный решимости отомстить за павшего товарища. Левая рука повисла плетью, но что самое неприятное, по ней вверх начало распространяться онемение, будто меня отравили, хотя сейчас я, скорее всего, имел дело с магией.

Хуже всего было то, что я постепенно терял контроль над немеющими частями тела, не только рука и плечо, но левая сторона груди, включая легкое и, когда до него дойдет, сердце, начинали отказывать. Дышать становилось все труднее, все медленнее билось сердце, я так долго держался лишь из-за природного упрямства, эльфийской крови и, наверное, еще остаткам магии Горной ведьмы, но в последнем я не был до конца уверен. Я и сам не заметил как упал на колени, не чувствовал железных пальцев Ди, схвативших меня за воротник и отшвырнувших в тыл наших весьма ненадежных позиций, — все тонуло в каком-то сером тумане, или это я тонул в нем…

Магия клинка джованни взяла верх над Юргеном и, когда он рухнул на колени, Ди без каких-либо церемоний отшвырнул исполнителя за спину — к Боргоффу, встав на его место. Теперь данпил вдвое быстрее работал своим длинным мечом, размахивал плащом, стараясь набросить его на голову зазевавшемуся джованни, правда таких почти не было. Рядом также крутился Эльген, одновременно атакуя врагов боевыми дисциплинами, хотя таковой и владел не очень хорошо, тореадоры не были специалистами в этом виде магии. Кристоф же сражался практически не сходя с места, так он привык во многих и многих боях, через которые он прошел за свою — еще смертную — жизнь. Рихтер умудрялся каким-то невероятным образом хлестать врагов через головы своих товарищей по оружию, изредка запуская в них серебряный кинжал, как правило ни один из них не проходил мимо цели, застревая в черепах джованни. И лишь Лейла чувствовала себя никому не нужной, она стояла в тылу, прикрывая — как она сама себя уверяла — Боргоффа, и в бою реального участия не принимала. Это тяготило ее, но глава братства Маркуса приучил несдержанную прежде охотницу, что каждый хорош лишь на своем месте, она была стрелком — и хоть и владела кинжалом достаточно неплохо, но в том бою, что шел сейчас, стала бы лишь обузой для остальных, чего Лейле совсем не хотелось.