— Помнишь молодую Агнессу Нитт? — спросила нянюшка, пока матушка Ветровоск разыскивала молоко.
Матушка нахмурилась.
— Ту Агнессу, которая еще называет себя Пердитихой?
— Пердитой Икс, — поправила нянюшка.
Человек имеет право поменять свою жизнь, и нянюшка это право уважала. Матушка пожала плечами.
— Толстуха. С копной волос. Когда ходит, ноги выворачивает наружу. Часто слоняется по лесу и поет. Хороший голос. Любит читать. Самое крепкое словцо, что я от нее слышала, — «дрянь». Стоит кому-то на нее посмотреть, заливается краской. Носит черные перчатки с отрезанными пальцами.
— А помнишь, мы как-то говорили, что она, быть может… подойдет?
— Гм, ты права, в ней есть что-то этакое, — согласилась матушка. — Вот только… имя неудачное.
— Ее отца звали Послед, — задумчиво произнесла нянюшка Ягг. — Их было три сына: Перед, Серед и Послед. С фантазией в этом семействе всегда были проблемы.
— Я говорила про Агнессу, — ответила матушка. — Лично мне это имя напоминает бахрому на коврике.
— Наверное, поэтому она и назвала себя Пердитой.
— Это еще хуже.
— Ты сосредоточилась? — спросила нянюшка.
— Да, пожалуй, сосредоточилась.
— Отлично. А теперь посмотри на чаинки.
Матушка заглянула в чашку.
Драматический эффект вышел не особо ярким — наверное, из-за того, что нянюшка несколько переборщила с напряжением. И все же матушка тихонько присвистнула.
— М-да. Вижу, — произнесла она.
— И ты тоже?
— Угу.
— Похоже на… череп?
— Угу.
— А глазищи? Лично я чуть не обо… я очень удивилась, когда увидела эти глазищи.
Нянюшка аккуратно поставила чашку на блюдце.
— Ее мамаша показала мне письма, которые она пишет родным, — продолжала она. — Я их прихватила с собой. Холодок по коже идет, когда читаешь эти письма, Эсме. Ее ждет что-то очень плохое. Но она девушка из Ланкра. Одна из наших. А мы, ланкрцы, своих в беде не бросаем.
— Чаинки не умеют предсказывать будущее, — голос матушки звучал спокойно. — Это всем известно.
— Кроме самих чаинок.
— Ну да, надо быть совсем слабоумным, чтобы пытаться спорить с чайной заваркой.
Нянюшка Ягг перевела взгляд на пачку писем Агнессы. Детский, округлый почерк…… — такой почерк обычно свойствен человеку, который в детстве честно и прилежно копировал буквы в прописях, но, повзрослев, редко брал в руку перо, а потому почерк его так и не изменился. Кроме того, автор писем аккуратно разлиновал бумагу тонкими карандашными линиями.
Матушка взяла в руки следующее письмо.
А вот еще одно послание…
— Что такое «опера»? — осведомилась матушка Ветровоск.
— Это как театр, только там все время поют.
— Ха!
— Это мне мой Невчик как-то рассказывал. Говорит, там все время распевают на иностранных языках. А еще он сказал, что за все представление не понял ни слова.
— Твой
— Отбивал черепицу с крыши, — довольным голосом ответила нянюшка.
Воровство, совершенное кем-то из представителей семейства Ягг, воровством не считалось.
— Из этих писем не много-то почерпнешь. Девушка приехала в город, образовывается там. — Матушка задумчиво наклонила голову набок. — Однако этого слишком мало для…
Раздался неуверенный стук в дверь. Это был Шон Ягг, младший сын нянюшки и единственный представитель всех общественных служб Ланкра. На данный момент к его лацкану был приколот значок почтальона; процесс доставки почты в Ланкре заключался в том, что Шон снимал мешок с письмами с гвоздя, куда его вешал возчик почтовой кареты, и потом, когда у него появлялось свободное время, разносил почту по домам. Хотя многие ланкрцы сами являлись к мешку и брали себе то письмо, которое понравится.
Приветствуя матушку Ветровоск, Шон уважительно прикоснулся к шлему.