Итак, со свойственной ему непритязательностью Карло Резакофф складывал бревна на перекрестке дороги, ведущей к Ланкру, и главного горного тракта, когда к этому же самому перекрестку с грохотом подкатила деревенская телега и высадила двух старушек в черном. В одной руке каждая из старушек держала помело, а в другой — котомку.
Старушки яростно спорили. Причем это была не какая-нибудь скоротечная ссора типа «поругались, и хватит». Пререкания, судя по всему, начались не вчера, обрели хроническую форму и грозили затянуться как минимум на ближайшее десятилетие.
— Все, конечно, очень здорово, но ведь три доллара-то
— Мне нравится летать.
— А я тебе говорю, Эсме, в это время года на помеле продует насквозь. Сквозняк заберется тебе в такие места, о которых ты даже не подозреваешь.
— Да ну? Так просвети меня, что же это за места такие?
— О, Эсме!
— И нечего на меня о-эсмекать! Это не я изобрела Восхитительные Свадебные Трюфеля со Специальными Губчатыми Пальчиками.
— Вот и Грибо не любит летать на помеле. У него очень чувствительный желудок.
Резакофф вдруг заметил, что одна из котомок лениво шевелится.
— Гита, он у меня на глазах сожрал полскунса и не подавился. Так что не рассказывай мне сказки про его чувствительный желудок, — поморщилась матушка, у которой коты в принципе вызывали антипатию. — А кроме того… он опять занимался Этим.
Нянюшка Ягг ответила ей беззаботным взмахом руки.
— О, Этим он занимается только иногда, когда уж совсем припрет.
— Он занимался Этим не далее как на прошлой неделе, в курятнике старушки Общипец. Та оправилась посмотреть, что там за шум, так этот наглец даже не потрудился скрыться, а так и продолжал заниматься Этим прямо у нее на глазах. Она потом долго отлеживалась.
— Бедняжка, он, наверное, испугался еще больше ейного, — встала на защиту своего любимца нянюшка.
— Ты же сама знаешь, какая опасная штука эти заграницы. Они разлагающе действуют на неокрепшие умы, — нахмурилась матушка…… — Вот ты таскала за собой повсюду этого своего котяру, и теперь посмотри, что он… Да, что такое?
К ним робко приближался Резакофф — в полуприседе, характерном для человека, который, с одной стороны, пытается привлечь к себе внимание и в то же время не хочет лезть в чужие дела.
— Прошу прощения, дамы, вы не дилижанс случаем ждете?
— Его самого, — обрубила та, что повыше.
— Гм, боюсь, следующий дилижанс тут не останавливается. Он едет прямиком до Рыбьих Ручьев.
Старушки наградили его парой вежливых взглядов.
— Большое спасибо, — ответила высокая и опять повернулась к своей компаньонке. — О чем я? А, да. Старушка Общипец долго не могла оправиться от потрясения. Я даже думать боюсь, чему он научится в этой нашей поездке.
— Без меня он чахнет. Он принимает пищу только из моих рук.
— Да. Потому, что все остальные уже не раз пытались его отравить. И знаешь, я этих людей понимаю!
Резакофф печально покачал головой и вернулся к своим бревнам.
Через пять минут из-за поворота показался дилижанс. Лошади мчались во весь опор.. Вот он поравнялся со старушками…
…И остановился. То есть его колеса вдруг заклинило, а лошади ни с того ни с сего встали как вкопанные.
Это было не столько торможение, сколько вращение вокруг своей оси, постепенно сошедшее на нет ярдов через пятьдесят. Возница к тому времени очутился на дереве.
Старушки, не прекращая своего спора, дружно двинулись к дилижансу.
Одна из них ткнула помелом в возницу.
— Два билета до Анк-Морпорка, пожалуйста. Тот приземлился на дорогу.
— Что значит два билета до Анк-Морпорка? Дилижанс здесь не останавливается!
— По-моему, он сейчас стоит.
— Так это
— Наших?
— Послушай, госпожа, даже если бы я здесь останавливался, билеты стоят по сорок, дьявол их раздери, долларов каждый!
— О.
— И почему вы с метлами? — вдруг заметил возница. — Вы что, ведьмы?
— Да. А что, для ведьм у вас особые правила? Или, может, отношение особое?
— Отношение самое обычное! У
На некоторое время воцарилась тишина, а потом, почти сразу, разговор снова продолжился, но уже в совершенно ином ключе. Просто из него как будто бы пропала пара-другая реплик.
— Так как ты сказал, молодой человек?
— Два пригласительных билета до Анк-Морпорка, Для нашей компании это большая честь.
— А места будут внутри? На крыше мы не поедем.
— Само собой, госпожа, конечно внутри. Прошу прощения, тут лужа, я сейчас на колени встану, а вы с моей спины переберетесь прямо в дилижанс. И ножек не замочите.
Дилижанс тронулся. Провожая его взглядом, Резакофф довольно улыбнулся. Оказывается, люди еще не забыли, что такое хорошие манеры, и это приятно.
С огромными трудностями, после громких криков и долгого распутывания канатов под крышей, таинственного незнакомца наконец опустили на сцену.
Бедняга насквозь пропитался краской и скипидаром. Его сразу окружила стремительно растущая толпа из свободного на данный момент персонала и актеров, увиливающих от репетиции.