Маскарад

— Я вырос в Тенях, в Трущобярде. Это в Анк-Морпорке, — объяснил Генри. — Жизнь была чертовски суровая. И было только три способа вырваться оттуда. Либо с помощью голоса, либо с помощью кулаков.

— А какой же третий способ? — осведомилась нянюшка.

— О, можно было еще дойти по переулочку до улицы Симулянтов, по которой, срезая угол, ты выходишь на улицу Паточной Шахты, — пожал плечами Генри. — Но никто из тех, кто выбрал этот путь, ничего не достиг.

Он вздохнул.

— Сначала я подрабатывал пением в тавернах, — сказал, он, — но каждый раз, когда я пытался найти местечко получше, меня спрашивали: «Как тебя зовут?» А я отвечал: «Генри Лежебокс»….. — и все сразу начинали хохотать. Я даже

подумывал о том, чтобы переменить имя, но в Анк-Морпорке каждая собака знала, как меня зовут. И никто, совсем никто не хотел слушать пение человека по имени Генри Лежебокс.

Нянюшка кивнула.

— Это как с фокусниками, — понимающе произнесла она. — Никто ведь не зовет выступать какого-нибудь Фреда с Выселок. Нет, чтобы собрать толпу, надо обязательно позвать кого-то позвучнее, типа Офигелло Великого, Прямиком Со Двора Короля Клатчского, и его Верной Глэдис.

— Вот-вот. И все молча смотрят, — поддержала матушка, — и стараются не задаваться вопросами вроде: «Если он Прямиком от Короля Клатчского, то почему показывает карточные фокусы здесь, в Ломте, население: семь человек и кошка?»

— А выяснилось, — продолжал Генри, — славы достигнуть проще просто. Одно непременное условие: куда бы ты ни приехал, ты должен казаться нездешним. Так я вскоре стал знаменитым, но только…

— Увяз в этом Энрико по уши, — закончила за него матушка.

Он понуро опустил голову.

— Я-то думал, что вот заработаю денег — и брошу все это. Вернусь, женюсь на своей крошке Ангелине…

— Это кто еще? — осведомилась матушка.

— О, одна девушка, мы вместе выросли, — неопределенно ответил Генри.

— Делили сточную канаву на задворках Анк-Морпорка — ты про это, что ли? — понимающим тоном уточнила нянюшка.

— Сточную канаву? В очередь на канаву в те времена надо было записываться за годы вперед, — вздохнул Генри. — Те. кто жил в канавах, считались большими шишками. А мы делили канализационный люк. Вместе с двумя другими семьями. И с бродячим жонглером угрями.

Он опять вздохнул

— Но я вырвался оттуда, начал ездить из города в город, но всегда оставались места, в которых я еще не выступал, а в Бриндизи людям так понравилось мое выступление… и… и…

Лежебокс высморкался в носовой платок, аккуратно сложил его и вытащил из кармана свежий.

— Я ничего не имею против спагетти с моллюсками, — произнес он, — во всяком случае, меня от них почти не тошнит… Но пинту приличного пива не нальют тебе ни за какие деньги, зато во все блюда добавляют в огромных количествах оливковое масло. И от помидоров у меня сыпь, а того, что я называю хорошим твердым сыром, не найти в этих местах днем с огнем…

Он промокнул лицо носовым платком.

— Хотя люди здесь добрые, — промолвил он……

— Я думал, по пути меня будут угощать бифштексами. Но куда бы я ни отправился, специально для меня готовят спагетти. С томатным соусом! А иногда еще и жареные! Кстати, с моллюсками тут такое творят… — Его передернуло. — И вот я сижу, давлюсь этим, а все собираются вокруг, счастливо улыбаются мне и смотрят, как я ем. Думают, мне нравится! Да я бы что угодно отдал за тарелку жареной баранины с клецками…

— Так почему бы тебе не сказать об этом? — воскликнула нянюшка.

Лежебокс пожал плечами.

— Энрико Базилика питается исключительно спагетти, — ответил он. — И это я уже не в силах изменить.

Он откинулся на спинку сиденья.

— Госпожа Ягг, а ты интересуешься музыкой?

Нянюшка горделиво кивнула.

— Дай мне пять минут на знакомство с инструментом — и я извлеку из него любую мелодию на выбор, — сообщила она. — А наш Джейсончик играет на скрипке, а Кев дудит в тромбон. Все мои дети поют, а Шончик… в общем, он у нас особенный. Такие вещи со свистком творит, заслушаешься. Вставит и творит. Только пахнет немножко, но…

— И в самом деле, очень талантливая семья, торопливо перебил ее Энрико. Порывшись в кармане жилета, он извлек два продолговатых кусочка картона. — Поэтому прошу вас, дамы, примите это как скромный знак благодарности от человека, который ест чужие пироги. Наш маленький секрет, хорошо? — Он с надеждой подмигнул нянюшке. — Это билеты в оперу. Вы можете прийти в любой день, и вас пропустят.

— О, просто поразительное совпадение, — всплеснула ручками нянюшка, — потому что мы как раз собирались… Ай!

— В общем, мы тебе очень благодарны, — продолжила матушка Ветровоск, принимая билеты. — Это очень любезно с твоей стороны. Мы обязательно придем на представление.

— А сейчас, если позволите, — сказал Энрико, — я бы немножко подремал.

— О, разумеется! — бодро поддержала его нянюшка. — День-то уже совсем поздний. Ты нас не стесняйся.