Маскарад

— Какое там душевное спокойствие с моей укипаловкой! — радостно воскликнула нянюшка. — Как раз мозги от нее укипают будь здоров. Я ведь гоню ее из самых лучших яблок, — добавила она. — Ну, в основном из яблок.

Остановившись возле богато украшенного подъезда, матушка сверилась с прикрепленной к двери медной дощечкой.

— Нам сюда, — произнесла она.

Обе ведьмы уставились на высокую дверь.

— Знаешь, никогда не любила ходить через главный вход, — сообщила нянюшка, неловко переминаясь с ноги на ногу.

Матушка кивнула. К парадным входам ведьмы не благоволят. После недолгих поисков матушка Ветровоск и нянюшка Ягг обнаружили переулок, огибающий здание и ведущий к черному ходу, который предварялся дверями гораздо больше парадных, и к тому же широко распахнутыми. Несколько гномов таскали в повозку связки книг. Откуда-то изнутри здания доносилось ритмичное уханье.

Никто даже не обратил внимания на двух ведьм.

Наборный шрифт был в Анк-Морпорке известен, но если бы волшебники прослышали, что кто-то посмел использовать его, — в общем, этот человек «набрал» бы себе кучу неприятностей. Как правило, волшебники не вмешивались в городские дела, но когда дело касалось наборного шрифта, остроконечный туфель сразу покидал хозяйскую ногу и начинал стучать по трибуне, многозначительно подчеркивая слова выступающего. Свою позицию по этому вопросу они никогда не объясняли, да никто особо и не настаивал — просто потому, что с волшебниками вообще лучше ни на чем не настаивать (если вас устраивает то тело, в котором вы пребываете в данный момент времени). Куда проще найти обходной путь. Например, гравировать буквы. Да, на это уходило много времени, зато в Анк-Морпорке не было газет, забивающих людские головы всякими дурацкими новостями. Гражданам Анк-Мориорка позволялось делать это самостоятельно.

В конце ангара мягко постукивала печатная машина. Рядом с ней, стоя за длинными столами, гномы и люди сшивали страницы и приклеивали обложки.

Нянюшка вытащила из стопки книгу. Это была «Радость Домовводства».

— Чем могу помочь, дамочки? — — раздался голос.

Тон, которым были произнесены эти слова, недвусмысленно предполагал, что помощь будет только одного вида — в выходе на улицу, да побыстрее.

— Мы по поводу этой вот книжки, — ответила матушка.

— Я госпожа Ягг, — представилась нянюшка Ягг.

Человек смерил ее взглядом с головы до ног.

— В самом деле? И ты можешь это подтвердить?

— Конечно. Кого-кого, а себя я узнаю где угодно и когда угодно.

— Ха! Послушай, госпожа, так уж случайно вышло, что я знаю, как выглядит Гита Ягг! И на тебя она совсем не похожа.

Нянюшка Ягг открыла было рот, чтобы достойно возразить, но смогла произнести лишь (голосом человека, который спокойненько себе вышел на дорогу и лишь в последнюю секунду заметил несущийся на всех парах экипаж):

— О!

— А откуда ты знаешь, как выглядит госпожа Ягг? — сурово осведомилась матушка.

— Гм, по-моему, мы не вовремя, видишь, люди заняты, давай-ка пойдем, а?.. — забормотала нянюшка.

— А оттуда, что она прислала мне свой портрет, — с этими словами Козлингер вытащил из кармана бумажник.

— Послушай., ну что мы людей по пустякам отвлекаем? — нянюшка уже изо всех сил тянула матушку за руку.

— Почему по пустякам? Мне, например, очень интересно, как выглядит настоящая Гита Ягг, — возразила матушка.

Выхватив сложенный листок из рук Козлингера, она внимательно изучила нянюшкин портрет.

— Ха! Ну да… Гита Ягг собственной персоной, — наконец ухмыльнулась матушка. — Ну как же, вылитая: Помню-помню, этот молодой художник целое лето проболтался у вас в Ланкре.

— Раньше я носила длинные волосы, — пробормотала нянюшка.

— Да-да, — кивнула матушка. — Честно говоря, не знала, что портретов было несколько.

— О, сама знаешь, как это бывает в молодости, — в голосе нянюшки прозвучала мечтательность. — Тебя рисуют, рисуют, рисуют, и так все лето напролет… — Она вдруг очнулась от сладких мечтаний. — Кстати, с тех пор я ничуточки не прибавила в весе. Все такая же стройная, — добавила она.

— Ага, только центр тяжести немножко сместился, — ядовито уточнила матушка, возвращая набросок Козлингеру, — Это действительно Гита Ягг, — подтвердила она. — Но только шестьдесят лет и несколько слоев одежды тому назад.

— То есть ты пытаешься меня убедить, что к Банановому Изумлению прилагается вот это?

— А ты сам-то пробовал Банановое Изумление?

— Господин Стригс, начальник печатного цеха, пробовал.

— Ну и как, изумился?

— Вполне. Зато как потом изумилась госпожа Стригс…

— Такое случается, — встряла нянюшка. — Хотя, наверное, я слегка переборщила с мускатным орехом.

Козлингер уставился на нее. Похоже, его уверенность несколько отступила под натиском неопровержимых доказательств. Одного вида улыбочки нянюшки Ягг было достаточно, чтобы поверить: эта женщина вполне может написать что-нибудь вроде «Радости Домовводства».

— Так эту книгу в самом деле написала ты? — спросил он.

— По памяти, — горделиво уточнила нянюшка.

— И сейчас она хотела бы получить причитающиеся ей по закону деньги, — вставила матушка.