Маскарад для эмигранта

Но не двигаться он не мог, а тем более лежать. Владимир посетил немногих своих знакомых, тех, кому удалось спрятаться от красной и белой мобилизации. Наслушавшись их советов, решил, что пора осуществить зревший в его голове замысел оставить армию, которой отдал, несмотря на молодость, уже более трех лет жизни. Насмотревшись на зарытых в землю за эти бурные годы однополчан, он прекрасно сознавал, что в любой момент и он может остаться под наспех насыпанным холмиком. И он отправился в Севастополь, куда был переведен их полк, потрепанный красными в таврийских степях.

Он рассчитывал получить совет от своего командира и дальнего родственника по матери Александра Сергеевича Зайцева, переведенного в штаб корпуса за две недели до его ранения. Но полковник Зайцев находился в отъезде; об этом сообщил ему их общий давний знакомый майор Бибиков. Майор и указал ему место, где он сможет найти полковника. Оно показалось ему довольно неподходящим для этого, хотя бы потому, что здесь всегда многолюдно и поэтому шумно. Но в нем есть и свои преимущества: харчевня грека Николаса совсем недалеко от Графской пристани, и там можно вкусно пообедать; пренебрегать этим, конечно же, не стоило. Армия, благодаря поставкам союзников в настоящий момент не голодала, но в какое сравнение могли идти английские галеты или американская тушенка против шурпы или поджарки, которыми можно запросто полакомиться у Николаса. Даже чай, подаваемый здесь, аромат имел необычайный. Бибиков считал виновником столь вкусного чая высокого статного старика, занимающегося самоваром.

– Ему бы еще шпагу на пояс, и вот вам вылитый персонаж из Стивенсона, – смеялся майор.

Старик в белоснежной шерстяной безрукавке поверх серого свитера, широкий кожаный пояс на зеленых вельветовых брюках, на поясе с одной стороны маленький мешочек на шелковом шнурке, с другой фляга в кожаном переплете. Действительно, если добавить шпагу или пару пистолетов, получится боцман с «Острова сокровищ». Теперь они с майором приходили сюда обедать, здесь и нашел его полковник, забежавший на несколько минут; военный Севастополь уже жил напряженной жизнью, лихорадочно готовясь к предстоящей эвакуации. Встреча была теплой; о ранении он обмолвился вскользь: пустяки, скоро заживет, но с другой стороны даже хорошо, есть повод попроситься из армии.

– Попроситься из армии? – у полковника рука с ложкой остановилась на полдороге, – а куда ты намерен попроситься? К кому?

– Ни к кому. Уволюсь по ранению, и домой. Буду работать и воспитывать дочь. – Владимир уже решил не совета спрашивать у Полковника, а просто поставить в известность о своих намерениях, как о давно решенном деле.

Зайцев отставил тарелку; он задумался над тем, что сказал ему поручик. Предложил перейти на французский язык: вокруг полно всякого подозрительного народа, кое-кто явно прислушивается.

– Володя, ты скажи мне, ты представляешь себе ту ситуацию, в которой мы все окажемся, боюсь, что менее чем через месяц?

– Представляю. Придут красные и все закончится.

– Для кого закончится, и чем?

– Не знаю. Для всех, наверное, и для всех по-разному … – У Владимира явно не столь безупречный французский, как у полковника, сейчас некоторые фразы у него выходят не совсем гладко. – Для меня – это окончание войны и, может быть, начало новой жизни; не знаю, я не провидец, но война, наверное, закончится.

– Ты ошибаешься, Владимир, если думаешь, что эта война может окончиться миром. Есть только один вариант: мы уходим отсюда в эмиграцию и потом, может быть, продолжим борьбу, если же мы остаемся, то наверняка все погибнем. Офицеры погибнут это точно, что будет с солдатами, сказать затрудняюсь. Армия уйдет, и вместе с нею все желающие. Ты готовься к тому, что придется отплыть вам семьей. Конечно, трудности будут, но если остаться, то будет хуже.

– Но я решил остаться, меня никто силой не заставит уйти.

– Ясно, что не заставит, даже пытаться не станет, ты ведь взрослый самостоятельный человек. И останешься, конечно же, в Евпатории?

– А где же еще? Я и работу уже присмотрел, но не сразу, отсижусь с полгода, пока все не успокоится.

– Евпатория самое худшее, что можно придумать в твоем положении. Это ведь большая деревня, где все знают друг друга. Соседи, друзья, знакомые – все знают, что ты белый офицер. И нигде ты не отсидишься: ранение погонит тебя в аптеку или к врачу, и все. Если доктор тебя не заложит, то это сделают соседи; пойми, они все обязаны будут это сделать, и вовсе не из-за нелюбви к тебе, нет, лишь только, чтобы обезопасить себя, не стать укрывателями. Тебя просто расстреляют во дворе твоего дома. И ты знаешь, что с твоей женой красные возможно сделают то же самое, что делали с их женами наши ублюдки. А успокоится все, скорее всего, лишь после того, как только большевики поймают последнего офицера-белогвардейца.

– Александр Сергеевич, но вы-то лучше меня знаете, что тогда в девятнадцатом красные, находясь у власти, никого не тронули.