Как только Билл Мак-Наб ушёл, привели полковника Брауна. Он был слишком скован, но тем не менее держал себя в руках. Его ни за что нельзя было принять за самоуверенного человека, я и не сделал этого. Когда полковник сел, он поднял на Кремера свои пронзительные серые глаза и не отводил их в течение всего разговора. На Вулфа и на меня не обращал внимания. Сказал, что его зовут полковником Брауном, и Кремер спросил, в какой армии его так зовут.
— Я полагаю, — произнес Браун ровным и холодным тоном, — что мы сэкономим время, если я сначала изложу свою позицию: я дам откровенные и исчерпывающие ответы на вопросы, которые касаются того, что я видел, слышал или делал с того момента, когда приехал на приём. С ответами на любые другие вопросы придётся подождать, пока я не поговорю со своим адвокатом.
Кремер кивнул.
— Я ожидал этого. Вообще мне наплевать на то, что вы видели или слышали во время приёма. Мы ещё вернемся к этому. Я хочу сообщить вам кое-что. Как видите, я даже не спешу узнать, почему вы пытались вырваться отсюда ещё до нашего появления.
— Я только хотел позвонить…
— Забудем это. Что касается полученных нами сведений, то, думаю, дело обстоит таким образом: женщина, которая назвала себя Синтией Браун и которую здесь сегодня убили, вовсе не приходится вам сестрой. Вы встретили её во Флориде что-то около шести или восьми недель назад. Она стала соучастницей в операции, объектом которой была миссис Орвин, и потому вы представили её миссис Орвин как вашу сестру. Вы приехали с миссис Орвин в Нью-Йорк неделю назад, операция шла полным ходом. На мой взгляд, это может быть исходной посылкой. Все остальное меня не интересует. Я занимаюсь расследованием убийства.
— Для меня, — продолжал Кремер, — эта посылка состоит в том, что в течение некоторого времени вы были связаны с мисс Браун участием в некой тайной операции. Должно быть, между вами прошла не одна частная беседа. Вы представляли её как свою сестру, каковой мисс Браун в действительности не являлась, и в конце концов она была убита. Только по одной этой причине мы могли бы испортить вам много крови. Но сначала я хочу дать вам шанс, — добавил Кремер. — В течение двух месяцев вы находились в близких отношениях с Синтией Браун. Наверняка она говорила вам, что её подруга по имени Дорис Хаттен была убита — её задушили в октябре пришлого года. Мисс Браун располагала об убийце сведениями, которые предпочитала держать при себе. Если бы она не открыла их, то осталась бы жива. Она должна была поведать вам об этом. Теперь я хочу, чтобы вы рассказали все нам. Тогда мы сможем арестовать его за преступление, которое он совершил сегодня, и это благоприятно отразится на вашей судьбе. Ну?
Браун поджал губы. Потом снова разжал их и поднес руку к лицу, чтобы потереть щеку.
— Мне очень жаль, но я ничем не могу помочь вам.
— Вы думаете, я поверю, будто в течение всех этих недель она никогда не заговаривала об убийстве своей подруги Дорис Хаттен?
— Сожалею, но мне нечего сказать. — Голос Брауна был твёрдым и решительным.
Кремер пожал плечами:
— О'кей. Вернемся к сегодняшнему приему. Вы помните тот момент, когда что-то в облике Синтии Браун — какое-то непроизвольное движение или выражение лица — заставили миссис Орвин поинтересоваться, что с ней случилось?
На лбу Брауна появилась складка.
— Мне очень жаль. Я не припоминаю ничего подобного.
— Прошу вас припомнить. Напрягите как следует память.
Молчание. Браун снова поджал губы, и складка на его лбу обозначилась ещё отчетливее. Наконец он сказал:
— Возможно, в тот момент меня рядом с ней не было. Мы не могли беспрерывно толкаться в проходе среди такого количества людей.
— Но вы помните, когда она попросила извинения за то, что плохо чувствует себя?
— Да, конечно.
— Так вот, то, о чем я вас спрашиваю, произошло незадолго до этого. Она обменялась взглядом с каким-то мужчиной, и её реакция на это событие заставила миссис Орвин спросить, что произошло. Меня интересует именно этот обмен взглядами.
— Я не заметил его.
Кремер с такой силой опустил кулак на стол, что наши подносы подпрыгнули.
— Леви! Выведи его и скажи Стеббинсу — пусть отправит его вниз и запрет. Это важный свидетель. Возьми ещё людей и займись им — у него где-то уже есть судимость. Мы должны раскопать её.
Когда дверь за ними закрылась, Кремер повернулся и сказал:
— Собирайся, Мерфи. Мы уходим.
В комнату снова вошёл Леви, и Кремер обратился к нему:
— Мы уходим. Скажи Стеббинсу, что одного человека перед домом достаточно… Нет. Я скажу ему…
— Там ещё один, сэр. Его зовут Николсон Морли. Он психиатр.
— Пусть уходит. Это начинает походить на шутку.
Кремер посмотрел на Вулфа. Вулф выдержал его взгляд.
— Недавно вы говорили, — отрывисто сказал Кремер, — что вам в голову пришла какая-то мысль.
— Да что вы? — холодно отпарировал Вулф.