Маскарад лжецов

С каждым ливнем дороги развозило еще больше, идти становилось все труднее, а голод все неумолимее сводил нам животы. Хотя никто в этом не признавался, мы теперь целиком зависели друг от друга. Мы поровну делили еду и эль, купленные на скудные заработки в деревнях. Не найдя постоялого двора, сооружали временный ночлег и вместе добывали пропитание для кобылы.

Как мы вскорости узнали, кобыла это носила имя под стать своему норову. За ярко-гнедую масть она получила прозвание Ксанф, в честь говорящего коня Ахиллеса, однако куда больше походила на одну из человекоядных кобылиц Диомеда, тоже именем Ксанф, за одним, впрочем, исключением: наша была еще большей человеконенавистницей. Если греческие кобылицы пожирали только врагов царя, английская Ксанф не разбирала своих и чужих. Она кусала всякого, до кого могла дотянуться, причем без всякой причины, исключительно для забавы. Мы быстро научились держаться подальше от кобылы, если предварительно не схватили ее под уздцы.

Теперь мы все шестеро направлялись к усыпальнице святого Джона Шорна, чтобы укрыться от мора и непогоды. Мысль о сухих постелях, легких деньгах, горячей еде и возможности не брести дни напролет по раскисшей дороге придавала нам сил, хотя животы сводил голод, а ноги так промокли и онемели от холода, что впору было отрезать их и продать под видом мощей.

Меня же подгоняла еще одна мысль, о которой не знали мои спутники: надежда довести их до Норт-Марстона и оставить там. А дальше думать только о себе: не нянчиться с брюхатой Аделой, не слушать колкости Зофиила, не смотреть на кислую физиономию Жофре. В Норт-Марстоне они смогут сами о себе позаботиться, и я уйду с чистой совестью.

День ото дня становилось яснее, что надо поторапливаться. Страх поднимался, как темная вода в прилив; холодный, серый, он пронизывал все и вся. По деревням говорили, что чума добралась до Лондона. Даже те, кто до последнего верил в лучшее, содрогнулись. Да, Лондон — порт, рано или поздно болезнь должна была разразиться и там. Однако это не южный порт и даже не западный. Лондон — на восточном побережье. Чума подползла с трех сторон и теперь тянулась к сердцу Англии.

Пока еще здесь никто не видел зачумленного; мало кто знал, как проявляется болезнь, и это только усугубляло страхи. Головная боль, кашель, лихорадка — все казалось первыми ее признаками. В довершение тревог поползли слухи, что чума косит не только людей, но и скот, и домашнюю птицу: на юге-де мрут свиньи, овцы, коровы, даже лошади. Вечером стадо здоровехонько, к утру, глядь, вся животина пала.

— Может быть, появятся флагелланты, — сказал Родриго. — Я как-то их видел в Венеции. Ходили от церкви к церкви. Мужчины и женщины, голые по пояс, в белых колпаках, бичевали себя в кровь. Говорят, теперь они бродят по Европе целыми толпами, призывая друг друга бичевать сильнее и молиться громче.

— А если они появятся в Англии, ты пойдешь с ними?

Родриго потупился с гримасой притворного стыда.

— Ты видишь перед собою жалкого труса. Я не люблю причинять боль себе и другим, даже ради спасения души. А ты, камлот? Наденешь белый колпак?

Моя рука потянулась к шраму.

— Мне думается, когда Господь хочет покарать своих детей, Он вполне в силах сам поднять бич.

Флагелланты не появились. Мы, англичане, иные. Нам чужды страсти других народов. В наших жилах не кровь, а дождь. Впрочем, хотя англичане не ударились в самоистязания, они нашли другие способы умилосердить небеса и отвратить гнев Божий. И кто скажет, что способы эти были менее мучительны для своих жертв?

Погода стояла несвадебная — не о такой мечтают невесты, но и в самой церемонии не было ничего от романтических грез. День выдался не просто дождливый, а промозглый. Ветер гулял по улицам Вулстона, но жители разоделись по-праздничному, что для девушек означало самые тонкие, самые открытые наряды. Их матери суетились, решая, где вешать гирлянды и как готовить еду. Мужчины расставляли среди надгробий навесы, столы и скамейки, катили по кладбищу бочонки с элем, наступая даже на свежие могилы. Казалось, все настолько увлечены приготовлениями, что забыли главную причину этого всеобщего помешательства. Что ж, когда безумие повсюду, оно становится нормой, и нам ли было роптать? Ведь на свадьбах всегда вдоволь еды и доброго эля.

Говорят, обычай справлять свадьбы калек очень древний. Возможно, он восходит к тем временам, когда люди еще не были христианами. Считается, что если поженить двух калек на кладбище за счет всей деревни, то это отвратит Господень гнев и моровое поветрие обойдет селение стороной. Чтобы колдовство сработало, каждый должен что-нибудь пожертвовать на свадьбу. И все волей-неволей жертвовали; хотя Вулстон и стоит под холмом Белой Лошади, жители нутром чуяли, что старая коняга не спасет от новой беды.

Появление Родриго и Жофре расценили как знак Божий. Кто, как ни Господь, привел сюда музыкантов как раз в нужный день? Те, кто во всем ищет Промысел, обычно находят его даже в том, что больше напоминает происки дьявола.