Отец, как представитель старшего поколения, в противовес ей считал, что христианское учение идеалистично и поэтому во многом недоступно для понимания простых смертных. Оставаясь глубоко религиозным человеком, он искренне полагал, что возможно сохранять преданность русскому самодержавию с одновременной безграничной верой в учение Христа. Но Полина видела, какая огромная пропасть разделяет господствующую официальную теорию и повседневную жизнь.
Философские споры обычно проходили в гостиной вечером после ужина, когда за окнами тоскливо выла метель, а мороз раскрашивал белым узором оконные стекла.
Когда Полине исполнилось пятнадцать, внезапно умер всегда жизнерадостный отец. Это произошло утром. Ему стало плохо за завтраком, и он пошел отдохнуть. Вдруг неожиданно завыла его любимая гончая. Мать почувствовала неладное и бросилась в спальню. Отец лежал на кровати навзничь, а его левая рука безжизненной плетью свисала вниз. Хоронили его морозным, но ясным декабрьским днем. Батюшка громогласно читал молитву, размахивая кадилом. Мать с красными от постоянных слез глазами и усталым, скорбно-болезненным лицом два дня не отходила от гроба. От переживаний у нее стали выпадать волосы.
Братья не успели на похороны и приехали поздно. От них она узнала, что девушки тоже могут учиться, работать и принимать участие в общественной деятельности. Полина хотела уехать вместе с ними, но ее не отпустили.
Так и не оправившись после смерти близкого человека, вскоре ушла из жизни матушка, и сестры осиротели. Старший брат к тому времени уже оканчивал московское медицинское училище и сумел организовать приезд Полины в Москву. Быстро получив работу, он приобрел репутацию толкового врача и неплохо зарабатывал для двоих. Внезапно он заболел туберкулезом и был вынужден уехать лечиться на юг. Оставленные им деньги вскоре кончились, и Полина оказалась одна в большом городе без средств, друзей и работы. Наверное, в то тяжелое время в ней стали развиваться такие черты характера, за которые ее ценили сегодняшние соратники: целеустремленность, настойчивость и смелость, граничащая с готовностью идти на самопожертвование ради главной цели – построения справедливого трудового общества с одинаковыми возможностями и равными привилегиями для всех его граждан.
Бедственное положение заставило молодую девушку отказаться от мысли об учебе, и она принялась искать возможность куда-нибудь устроиться.
Она шила, но средств едва хватало на оплату съемной комнаты. Теплым весенним днем уставшая от постоянного недоедания Полина бесцельно бродила по грязным от тающего снега московским улицам в надежде найти хоть какой-нибудь дополнительный заработок. Случайно она увидела объявление, приглашающее женщин на работу в типографию Константина Пыхтина. Ее приняли, и в тот же день она вышла в ночную смену.
В подвальном отделении цеха стоял старый платяной шкаф, служивший рабочим потайной дверью в комнату, где печатали запрещенную литературу. Всего через неделю ей стали доверять, и она вошла в число тех, кто выпускал нелегальный материал. Вскоре она поняла значение этих книг и прониклась убеждением в их пользе. Оказывается, что для достижения гуманной цели можно совершать поступки, противоречащие евангельским истинам. Но только в том случае, если это делается для блага больных, нищих и бездомных, а значит, в итоге служит тем же самым идеалам. Это как раз-то и есть исключение, подтверждающее само правило. Ведь изначально все рождаются одинаково достойными счастья, и только впоследствии, в результате несправедливого общественного устройства, младенцы попадают в руки родителей, стоящих на разных ступенях социальной лестницы. Отсюда возникает неравенство, то есть богатство и бедность, роскошь и нищета, счастье и горе. Совершенно ясно, что для блага всего народа следует как можно скорее уничтожить это несправедливое государство наряду с теми, кто будет этому сопротивляться: чиновниками, полицией и военными. Позднее можно будет снова вернуться к вечным евангельским принципам.
Несмотря на раннюю молодость, она ясно поняла опасность своего выбора и осознала меру ответственности перед товарищами. Так продолжалось несколько месяцев, пока в ряды подпольщиков не затесался провокатор, выдавший властям нелегальную типографию. Воротынцеву, как и других подпольщиков, арестовали и допрашивали по нескольку раз в день. Но она молчала и спокойно ожидала своей участи. Жандармы пытались убедить ее «откровенно» рассказать обо всем: кто еще печатал крамольные листовки, куда отправлялись изготовленные материалы и в каком количестве. Ее обещали немедленно освободить и избавить от следствия, если она ответит на все вопросы. Но девушка продолжала упорно твердить, что ей ничего не известно.