Маскавская Мекка

- Кто же теперь? - как можно более беззаботно спросила она. - Веселов или Мурашин?

Ниночка молчала. Потом откашлялась, словно готовясь произнести что-то очень важное, а Александра Васильевна уже догадалась - что именно, и сердце у нее снова сжалось и стукнуло лишний раз.

- Не Мурашин и не Веселов, - несколько замогильным голосом проговорила Ниночка. - Не из наших.

- Не из наших! - эхом отозвалась Твердунина. - Это точно?

- Уж куда точнее, - вздохнула Нина. - Николай Арнольдович вчера при мне под расписку приказ по директиве Ч-тринадцать получал.

Они помолчали.

- Выходит дело, с варягом будем жить, - с плохо скрытым недовольством заметила Нина.

Александра Васильевна и сама испытывала легкую растерянность. Конечно, было бы проще, если бы "первым" стал Мурашин или Веселов - свои люди; а так-то кого еще назначат? с кем пуд соли есть?..

- Ничего страшного, - мягко сказала она, хотя на самом деле ей следовало одернуть собеседницу: в конце концов, кандидатура "первого" - дело нешуточное, и не секретаршам, пусть даже смазливым, рассуждать по этому поводу. - Не волнуйтесь. А Николай Арнольдович на месте?

- В промышленном. Он под вечер к вам собирался подъехать.

- К нам? - переспросила Александра Васильевна.

- К вам, именно к вам, - с непонятным нажимом повторила Ниночка.

- То есть... ага. Ну, хорошо. На всякий случай: попросите его позвонить, если появится.

Она положила трубку, поднялась в задумчивости. Подошла к окну и снова посмотрела на памятник. Нет, все-таки со спины это выглядит куда пристойней - по крайней мере, можно вообразить, что правую руку он держит у груди.

Значит, Ч-тринадцать... Конечно. В "первые" по-другому не ходят. Так-так... Если Клейменов уже убыл в крайком... это что же значит: новый "первый" появится сегодня ночью? Ответственным назначен Мурашин. Понятно, кому ж еще, как не "второму", отвечать за такое дело... А кто с ним? Скорее всего, Веселов.

Но если с ним будет Веселов, то Мурашину следует вечером ехать вовсе не к Твердуниной в Голопольский, а в Колупаевский к Веселову. Здесь ему делать нечего. Совершенно нечего. Если только не представить, что... Черт возьми, да неужели Мурашин собирается взять с собой не Веселова, а ее?!

Александру Васильевну бросило в жар. Ну, это уж совсем ни в какие ворота! Женское ли дело - принимать по Ч-тринадцать? Почему бы, действительно, ему не с Веселовым - как-то естественнее... Он с ума сошел! Этого ей только не хватало!..

Но в ту же секунду она вспомнила голубые глаза Мурашина и поняла, что с Николаем Арнольдовичем не страшно. Нисколечко! Пускай берет ее - пожалуйста, она согласна! Иначе и невозможно. Что же, вот Мурашин сейчас приедет, а она ему: ах! нет! что вы! я нервничаю! я так волнуюсь! я не поеду!.. Так, что ли? Нет, это не по-гумунистически. А что по-гумунистически? А по-гумунистически - сжать зубы и выполнить директиву Ч-тринадцать!

Она стояла у окна, невидяще глядя, как струи дождя хлещут по лужам. Их ровный шум походил на недовольный ропот дальних голосов. Ну и погода. По такой погоде... по такой погоде без сапог нельзя...

Вздохнув, она собранно вернулась к столу. Телефонный диск скрипел и пощелкивал.

- Игнатий? Здравствуй, это я. У тебя все в порядке?.. Я о чем хочу тебя попросить... Домой придешь, вытащи, пожалуйста, из кладовки резиновые сапоги. Что?.. Что значит - прохудились? А вторые?

Помолчала, слушая ответ.

- А где же?

Пауза.

- То есть как - отдал?

Снова пауза.

- Я тебя очень прошу, сейчас же пойди и забери. Мне они нужны. Без вопросов, пожалуйста! Ты слышишь?.. Все, все, мне некогда. Целую. Ты понял? Обязательно!

Положила трубку и посмотрела на часы. Жизнь не остановилась, и терять время было никак нельзя.

- Зоя! - решительно сказала Александра Васильевна в селектор. Обзвоните людей: в пять часов - заседание бюро. И Емельянченко ко мне немедленно. Витюшу за ним пошлите. Слышите?

- Слышу, - проскрипел в ответ голос секретарши. - А этот-то сидит... гнать или как?

- А что ж еще? Разумеется, гнать. Нет, - почему-то вдруг передумала Александра Васильевна. - Ладно, пусть зайдет на три минуты.

- Товарищ Твердунина, - уже одышливо лепетал старикан, приближаясь к столу мелкими шажками инвалида. - Александра Васильевна... голубушка... Вот спасибо, так спасибо...

Слезящиеся глаза были совсем прозрачны - мутноватое, плохой выделки оконное стекло.

- Ну, ну! - предостерегающе поднимая ладонь, сказала Твердунина. Давайте по порядку. Вы по какому вопросу?

- По чрезвычайному, Александра Васильевна. Уж вы позвольте, присяду...

Старик хлопотливо полез в карман обтруханного пиджачка, добыл матерчатый футляр, из футляра извлек перевязанные разноцветными нитками очки с растресканными стеклышками.