Маски

Поезд ушел без него. Он глазел на непонятный предмет, сжатый в руке. Он метался по платформе в полном сознании и беззвучно кричал. Поезд, раскачиваясь, исчез из виду в саже и грохоте. Из разверзнутой пасти серебряного колокола с отвислым языком разносился замогильный звон, и пар свистел как в каллиопе. А он бежал сломя голову домой. По бархатистой улице и спящему городу, в то время как луна уже садилась, сквозь круг изморози и тающего льда — к дому, куда он нацелил себя последним рывком и влетел в дверь, оказавшись в прихожей, откуда жена снова повела его на кухню.

— Нора, Нора! — восклицал он.

— Все в порядке, — сказала она.

Он сорвал с себя пальто, швырнул на пол.

— Нет, не в порядке. Дважды! Дважды за ночь, черт меня побери!

— Я не слышала, как ты встал.

— Бедняжка.

— Я проснулась пять минут назад. Смотрю — тебя рядом нет и в доме пусто. Чуть с ума не сошла! Увидела твои следы на снегу. Я уже одевалась, чтобы пойти за тобой, как ты вернулся.

— Я пришел в себя на станции, — сказал он. — Смотри. Что ты на это скажешь?

Он протянул ей тот самый ужасающий предмет. Она взяла его.

— Билет до Трентона, туда и обратно, — сказала она.

— Именно.

Она повернула его.

— Но почему в Трентон? Зачем? Есть идеи?

— Два билета, — сказала она билетеру в кассе с зарешеченным окошком. — Два билета в Скрантон.

— Туда и обратно? — спросил он.

Они с мужем стояли перед будкой билетной кассы. На востоке небо порозовело, воздух посвежел.

— В один конец, — сказала жена.

Галлахер Великий

Главная улица, Лос-Анджелес, окраина, на одном конце полицейский участок, на другом кладбище, посередине бурлеск-шоу, дешевые ночлежки с кинотеатриками, а КАМЕРА плывет туда, где играет духовой оркестр, мимо полусонного билетера, в зал с редкими зрителями. Заискрилась музыка, и на сцену выбегает маг и волшебник — Галлахер Великий. Он вещает что-то скороговоркой, начинаются безмолвные карточные фокусы, кролики из шляп, монетки из воздуха, меняющие окраску платки. Зрители спят. Местами слышится похрапывание. Галлахер смущен, поглядывает вниз, нехотя продолжает показывать трюки. Достает ниоткуда сигареты, затем, закуривая последнюю сигарету, стоя на середине сцены, объявляет, глядя в зал:

— Дамы и господа! Мой последний трюк в этот вечер. Впервые на арене! Маг исчезает!

С этими словами он бросает сигарету, спускается по ступенькам и уходит по проходу между рядами, оставляя за собой шлейф из монет, карт и шелков. Его лицо побледнело и похолодело. Зрители просыпаются, смотрят на опустевшую сцену и чего-то ждут. После затянувшейся паузы изумленный дирижер оборачивается к оркестрику и исполняет вступление к следующему номеру.

На улице Галлахер останавливается, оглядывается, идет дальше. Кто-то пытается его догнать, окликая по имени. Это его ассистент с голубем и кроликом в руках.

— Галлахер, вернитесь! Вы не закончили номер!

— Мой номер давно помер, — говорит Галлахер.

— Вы не взяли свой чек за неделю!

— Пусть отдадут кому-нибудь на оплату одного дня проживания в гостинице и утреннего кофе с булочками, — говорит Галлахер, убыстряя шаг.

Ассистент хватает его за руку:

— Галлахер, куда вы идете? Чем вы будете заниматься?

— Не знаю, — говорит Галлахер. — Только не кроликами из шляп и не канарейками из рукавов. Послушай, Коротышка, театр-варьете мертв. И мы это знаем. А ремесло мага и волшебника — самая омертвелая часть этого трупа. Оно уже не пользуется уважением. Водородные бомбы и реактивные самолеты, стеклянные небоскребы и телевидение — вот где магия, вот где волшебство! Проповедь я выслушал, Коротышка. Теперь пора ложиться в гроб.

— Галлахер Великий, помните, вы — Галлахер Великий!

— Все это — в далеком прошлом. В другой жизни. Причем не в моей. Короче, кролики — твои; так что сносное пропитание на всю неделю тебе обеспечено. Голубей отнеси в парк и выпусти. Мои шелковые платки отдай какой-нибудь хорошенькой девушке. А краплеными картами распорядись по своему разумению. Здравствуй и прощай!

— Значит, вы уволены! — воскликнул помощник.

Галлахер остановился, обернулся и сказал с улыбкой:

— Выходит так. Благодарю, босс.

Помощник все еще кричит ему вслед:

— Куда вы идете, как вас найти?

— На Ист-Ривер. У меня есть трюк, которого даже Гудини не исполнял. Залезаешь в пианино, тебя заколачивают снаружи гвоздями и бросают в реку. Замечательный трюк, только надо вспомнить, как его выполнять!

— Галлахер!

Но Галлахера и след простыл.

Коротышка стоит в темноте посреди пустынной улицы. У него на руках нежно воркует голубка.

Зарядил дождь. Улицы наводнила пустота. Полночь, но тусклыми призраками войны, убийства и суицида бродят газеты, шурша акциями, облигациями и давешними скачками.