Маски. Незримые узы

— До последней нитки, — ответила она, исключив из общего списка лишь кухонный стол, два стула, кое-что из постельного белья, несколько личных вещей и велосипед.

Оценщик кружил по квартире минут двадцать, делая пометки у себя в блокноте, а затем ознакомил ее со своим предложением. Аликс кивнула в знак согласия. Ей и в голову не пришло торговаться, хоть по блеску в его глазах она и не могла не понять, что ее обдирают как липку. Но это теперь уже не имело значения. Главное — названной суммы было достаточно для оплаты последнего года обучения и необходимых текущих расходов. Она должна закончить университет и получить право на адвокатскую практику, это первостепенно. Что же до всего остального, она стремилась к более скромному, спартанскому образу жизни. Аликс получала какое-то извращенное удовольствие от своего нового положения аскета: так бывает, когда трогаешь языком дырку от удаленного зуба…

Проблема состояла только в том, что она ничего не смыслила в экономических вопросах: она никогда не интересовалась, что сколько стоит. Ежемесячно ей выделялись деньги на карманные расходы, у нее всегда была куча расходных счетов и кредитных карточек. Все счета отправлялись непосредственно отцу: Льюис оплачивал квартиру, гараж, счета от бакалейщика, уборщицы и даже парикмахера. Она понятия не имела, сколько тратит!

То, что она оказалась женщиной относительно скромных запросов, было, конечно, неплохо (а вообще-то ее костюмы в стиле Шанель и те самые «маленькие черные платьица» стоили целое состояние), но гораздо лучше было то, что ее расходы никогда не лимитировались…

До настоящего времени. Внезапно Аликс обнаружила, что не имеет ни малейшего понятия о том, как жить дальше. Где учатся быть бедным? Преподают ли на каких-нибудь курсах эту науку? Существуют ли учебники «Для только что разорившихся»?

Первое столкновение с реальностью произошло, когда она поинтересовалась у домовладелицы размером платы за свою квартиру.

— За месяц?! — переспросила та, потрясенная до основания.

Здравый смысл говорил Аликс о необходимости подыскать жилье подешевле, но она ему сопротивлялась. Эта квартира будет последним излишеством в ее жизни. Как может она покинуть дом, где они с Сэмом проводили такие упоительные ночи и так блаженствовали по утрам? Здесь даже стены хранили воспоминания! И кроме того, где Сэм сможет найти ее, если не здесь? Хотя со дня взрыва прошли уже недели, от него так и не пришло никаких известий.

Ежедневно Аликс кидалась к почтовому ящику в надежде получить хотя бы открытку. С канадским горным пейзажем, например… или с изображением Биг-Бена… или улицы в Стокгольме. Без подписи. Только «Привет!» или «Хорошо бы ты была здесь» — этого ей хватило бы: Аликс прочла бы между строк и успокоилась.

Но Сэм был сверхосторожен. Ее телефон мог прослушиваться, почта — просматриваться. Все эти предположения были вполне резонны. И все же раньше или позже он даст о себе знать! Он ведь обещал. Может, он даже лично объявится, проскользнув тайком мимо швейцара… У него по-прежнему есть ее ключи.

В канун Нового года Аликс отказалась от всех предложений встретить его в студенческих компаниях. У нее не было настроения что-то праздновать, а одна лишь мысль об яичном коктейле вызывала дурноту. (Интересно, может ли по вечерам тошнить так же, как по утрам?) Кроме того, она была уверена, что именно этой ночью Сэм подаст о себе весточку. У нее было предчувствие. Он всегда так чутко улавливал ситуацию… А какая ситуация может быть символичнее завершения целого десятилетия и наступления следующего?

Аликс приготовилась ждать, усевшись с томом «Гражданские правонарушения», бутылкой диетической «Пепси» и банкой консервов. (Одно из последних открытий: гамбургер, оказывается, дешевле, чем филе-миньон, а консервированные спагетти — чем что бы то ни было вообще.)

Она занималась до полуночи, прослушала бой часов с Таймс-сквер и наконец вынуждена была признаться себе, что и сегодня ничего не услышит от Сэма. Но она была уверена, что где бы он ни был, сейчас он думает о ней. Так же, как и она о нем.

— С Новым Годом, дорогой! — Она послала ему воздушный поцелуй, разделась и легла в постель. Точнее, на матрас, положенный на пол. Забавно, подумалось ей, что не так давно спать на полу казалось ей пределом социального падения… Смешно, как быстро могут меняться обстоятельства! И как резко. О эта великая человеческая приспособляемость!

Лежа в темноте и прислушиваясь к праздничным голосам с улицы, она подумала, что интересно было бы узнать, что произойдет раньше получение ею права на юридическую практику или рождение их с Сэмом ребенка…

СЕМИДЕСЯТЫЕ

Четырнадцатая улица

Если Сорок четвертую улицу называли сердцем Манхэттена, то, следуя этой анатомической терминологии, Четырнадцатую улицу можно было отнести к органам, расположенным пониже, — например, к пищеварительным.